Вена надеялась, что и на этот раз, осенью 1799 года, уговорят строптивого старика с помощью Павла Первого. Однако российский император все больше и больше задумывался над эфемерностью своего союза императоров. Его императорские амбиции уступали место трезвому реализму. Да и Суворов срывал маски с союзников, столь бесцеремонно и хищнически распоряжавшихся его победами. Он все время не доверял русскому посланнику в Вене графу А. К. Разумовскому, полностью попавшему под влияние Тугута. И начал отправлять свои донесения, минуя русское посольство — сразу Ф. В. Ростопчину, «прямо государю». Павел сначала лишь подозревал, что его обманывают, потом сам убедился в этом. Он соглашался с Суворовым, что надо продолжать наступление в Италии и выйти на юг Франции, но Тугут его убедил, что надо приостановить движение. Павел хотел восстановить власть бывших владетелей Северной Италии, а Австрия упорно этому сопротивлялась, имея в виду установление своей. Австрийцы уже не без труда уговорили Павла перенести действия русских войск в Швейцарию и вдруг предали, как он понял по донесению Суворова, их там. Стал разбираться, по-другому оценил предыдущие донесения Суворова, отписал тому: «Не предпринимайте ничего, что не касается цели союза. Не хочу тратить войска для тех, кто упустил время и хочет заменить себя союзниками для своих выгод».
Австрийский посланник в Петербурге граф Кобенцель велеречиво распространялся о ценности союза, о том, что австрийцы не покинут Швейцарию до подхода русских.
Узнав, что цесарийцы и не думали поддерживать Суворова, Павел рассвирепел и написал фельдмаршалу: «Хочу посмотреть, как австрийцы одни, без вас будут бить французов», подтвердив, что разрешает ему действовать отдельно или безостановочно идти в Россию.
Тугут уже вызывал приступы ярости и у Павла. Он приказал не принимать австрийских подданных при дворе, выслал из России его посланцев. В Вену назначили нового русского посланника С. А. Колычева, Разумовского отозвали из Вены. Ростопчин, саркастически сообщая об этом Суворову, добавил: «Гр. Разумовский по привычке жить в Вене и по великому мнению о бароне (Тугуте. —
Англичане, почувствовав, что Россия уже разгадала это постоянное умение — воевать чужими руками, кинулись уговаривать русского императора, убеждая его «пожертвовать справедливыми причинами негодования его против Австрии». Даже Тугут залебезил: рескриптом императора Франца Суворов был награжден орденом Марии-Терезии I степени. Поздно. Павел был непреклонен и прислал Суворову строгое предписание идти в Россию.
«Я решился отстать вовсе от связи с Двором Венским — и давать единый ответ на все его предложения, доколе Тугут остается министром, то я ничему верить не буду; следственно, и ничего делать не стану. Весьма рад, что от вашего из Швейцарии выступления узнает эрцгерцог Карл на практике, каково быть оставлену не вовремя и на побиение; но немцы — люди годные, все могут снесть, перенесть и унесть. Прощайте, князь Александр Васильевич, вас да хранит Господь Бог, а вы сохраните Российских воинов, из коих одни везде побеждали от того что были с вами, а других победили оттого, что не были с вами».
Суворов как-то поник, состарился. Нет, не там, штурмуя Сент-Готард, не при преодолении горного Паникса, тут же, в зеленой долине, понимая, что то были его последние победы и, пожалуй, последние битвы. Австрийцы принялись действовать через Суворова, зная, что его стихия битва, он, конечно, был готов ее продолжать, задержал отход, доложил. Павел поставил условием соблюдение союзных обязательств, отказ от австрийских приобретений и восстановление всех старых государств в Италии, увеличение усилий Англии и верховное командование Суворова над всеми вооруженными силами коалиции. Спесь цесарийцев и коварство политиков с берегов Темзы не позволили это сделать. Павел понял, что его попытки создать прочную коалицию всех монархов рухнули, и отдал приказ Суворову немедленно выступать в Россию.
Посланник гадает