Ушастыи призрак (СИ)

Donner

Sans rien attendre en retour...

Обалдевшее эхо понесло по этажам арию Эсмеральды.

Все! Рвать отсюда, пока пахнет дымом и гуляют по усадьбе отголоски эха.

Успею?

Должна!

ГЛАВА 4

Мама ревела, свернувшись клубком на краю старой тахты, прямо на вытертом, аляповатом покрывале.

— Что случилось? — спросила я. Не ее, маму в таком состоянии трясти бесполезно. Хозяйку. Какую-то дальнюю родственницу папы, что-то вроде сестры мужа кузины... Словом, нашему плетню троюродный забор.

— В местных "Новостях" передали: в доме вашем пожар, а Паша в больнице. Состояние стабильно тяжелое.

Я покачала головой:

— В армии бы вам, тетя Оксана, цены не было. Докладываете хорошо: сжато и по существу. Давно она так? — Я мотнула головой в мамину сторону.

— С тех пор, как я ей мобильник не дала, — пожилая женщина осуждающе покосилась на вздрагивающую маму, но все же укрыла ее мягким коричневым пледом. Рыдания стали глуше и как будто реже.

— Потерпите, — попросила я. — Это пройдет. Как только выяснится, что с папой.

— Что с ней такое?

— Да, в общем, ничего фатального. Просто острая реакция на стресс. И воображение слишком живое, а терпения ни на копейку. Не выносит неизвестности, сразу начинает всякие ужасы выдумывать.

— Вот оно что! Тебе не передалось? — Спросила тетя Оксана. Словно речь шла о какой-то наследной болезни. Я невольно улыбнулась:

— Нет, у меня истерик не бывает. Я в папу удалась. Давай-ка ей лекарство дадим, да займемся делами.

— Может, лучше самогонки? — с сомнением протянула хозяйка.

— Самогонки обязательно. Только не ей.

Через пятнадцать минут, закончив с неотложными делами мы уселись на кухне и, действительно, дернули по пятьдесят граммов "для снятия стресса", которого ни у одной из нас не было.

— Не сердитесь, тетя Оксана. Мама просто папу очень любит.

— Себя она любит, — буркнула хозяйка, — больше всех.

— Не без этого, — согласилась я, — ну так и хорошо же. Себя любить. Все психологи говорят, что это правильно.

— Психологи и не то скажут, только заплати, — фыркнула хозяйка, прибирая корочкой ржаного хлеб остатки омлета с тарелки, — а я думаю так: Юле, наконец, взрослеть пора. Я вот сколько смотрю на нее — умная женщина и вроде не стерва, а как ребенок маленький.

— Ну не сейчас же ей взрослеть? — удивилась и возмутилась я.

— А когда? — резонно заметила тетка Оксана, — сорок один год отличный возраст, чтобы стать, наконец, взрослым, самостоятельным человеком.

Хозяйка говорила правильные вещи. Вот только я была с ней не согласна. Люди никогда не были равными и чужую ношу никому из нас не поднять. А маму... нужно не воспитывать, а беречь.

— Пойду, — сообщила я, сложив посуду в раковину, — до горы.

— Мобильник-то возьми.

— Есть.

Он, действительно, был. Резервный кнопочный аппарат, купленный за шестьсот рублей, с симкой, зареганой на бомжа. Раз в три месяца я сама кидала на него сотку. Только наличными, только с банкомата, никаких переводов. Интересно, сколько там этих соток? Хотя — нет, вру. Сейчас меня интересовал только один человек. Который купил мне этот мобильник и отдал, втихоря от папы.

Вот он и пригодился.

Он ответил сразу, он ждал этого звонка.

— Как вы? Как Юля?

— Плакала, — отчиталась я, — сейчас спит. Что произошло, Антон?

За три сотни километров отсюда человек, прижавший к уху дорогой айфон, замялся. И мне стало не по себе. Это же, мать его, Багров. Который всегда и во всем уверен, все помнит, понимает и ничего не пускает на самотек.

— Папа жив? — спросила я о главном. И тоже замерла, невольно размышляя — а как я поступлю, если он вдруг сейчас ответит "нет"? Это был... сложный вопрос.

— Да, — отозвался Антон и я выдохнула с невероятным облегчением. — Но поговорить с ним не выйдет, извини.

— Почему? — Спокойно спросила я. Раз папа жив, я буду спокойна. Теперь это вообще не сложно. — Он сильно обжегся?

— Кирюш... — я как наяву увидела, как Багров трет подбородок, узкий и острый, как топорик. — Он почти не пострадал, но сейчас лучше, если все будут думать, что он при смерти. Он в отдельной реанимационной палате, для всего города — лежит в коме.

— Поклянись, — потребовала я.

— Пусть я стану импотентом, если соврал.

Я хмыкнула:

— Смотри, ведь проверю.

— Ки-и-ира... — голос Багрова изменился, неуловимо, но радикально. Сквозь изумление в нем прорезались самцовые нотки, — смотри, поймаю на слове. И... не отпущу, — последние слова он выдохнул так, что меня обожгло и шевельнулось паническое — а не слишком ли вольно я шучу?

— Сначала поймай, — фыркнула я, волевым усилием выбросив из головы лишнее.

Я выяснила, что хотела. Если Багров готов шутить и лепить подкаты, папа точно жив и умирать не собирается. В ближайшие лет тридцать — точно.

— Это была еще одна попытка диалога?

— Как деликатно, — зло отозвался Антон, — да.

— И? Что из под нас хотят? Денег? Услугу?

— Кровь.

Мне показалось, что я не расслышала. Или что-то не так поняла.

— Постой. Ты имеешь в виду... Убить? Папу? Или — всех?

Всех — значит и Соню. И ее еще не рожденного ребенка.