Он установил потешные огни на другом берегу Неккара. Нет ничего удивительнее и красивее этого зрелища ракет и бураков, отражающихся в воде, и огненных букетов, принимающих внизу вид перевернутого вулкана. Фейерверк удваивается, из одного выходит два: один в небе, другой в воде.
Весь Ландек собрался на берегу, кроме Христины и Гретхен. Но Самуил, умеючи, выбрал место, так что обе упрямицы, волей-неволей, должны были иметь у себя перед глазами огненную картину, которая была вся на виду и из замка, и из хижины.
Гретхен и в самом деле увидела огни. Она побледнела и пробормотала: — «что удивительного, что дьявол забавляется огнем». Она с испугом заперлась у себя в хижине и даже закрыла глаза руками, чтобы не видеть отблесков, озарявших окна и стены хижины. Все, что напоминало Самуила, приводило ее в ужас.
И Христину тоже пугало все, что напоминало Самуила. Привлеченная на балкон ярким светом фейерверка, она стояла там, раздумывая о необъяснимой сдержанности Самуила и об увлечении Юлиуса этой бурной жизнью.
Она была вынуждена признать справедливость того, что говорил Самуил о слабой и колеблющейся натуре ее мужа. В этом молодом мужчине оставалось еще много детского. Она была уверена, что в ту минуту он, очарованный фейерверком Самуила, с увлечением рукоплескал ему.
Христина чувствовала, что Юлиус отдаляется от нее. Что сделать, чтобы его удержать? Она решила сама в этом не принимать никакого участия. Но надежное ли это средство? Ведь если сама она не будет с ним, то как бы этим способом она не приучила его обходиться без нее. Он и привыкнет к той мысли, что жена сама по себе, а веселая жизнь сама по себе. Не лучше ли им быть всегда вместе? Не благоразумнее ли будет с ее стороны слиться с забавами и развлечениями своего мужа так, чтобы он не отделял их от нее?
Бедная, кроткая Христина спрашивала себя, что может быть неприличного или неудобного в том, что она присоединится к развлечениям Юлиуса? Ведь она присоединится к ним только, так сказать, издали, в границах приличия, что же из этого может произойти? Быть может, это доставит торжество Самуилу, который будет радоваться, что заставил ее уступить. Ну, так что ж такое? Самуил, очевидно, один из тех характеров, которых препятствия раздражают, и, значит, чем больше будет она ему сопротивляться, тем больше его ожесточит. До сих пор он, однако же, держал свое слово и не делал никакой попытки увидеться с ней. Хорошо ли она поступила, что написала барону Гермелинфельду? Не переменить ли ей всю свою тактику? Сопровождая своего мужа, она вдвойне выиграет: возобновит любовь Юлиуса и потушит ненависть Самуила.
В тот же вечер она подстерегла возвращение Юлиуса домой, очень мило и ласково его встретила и просила рассказать, как он провел тот день. Он не заставил себя упрашивать.
— Значит, тебе было весело? — спросила она его.
— В самом деле весело! Этот Самуил понимает жизнь!
— Ведь, кажется, на завтрашний день назначены «Разбойники»? — спросила Христина.
— Да, на завтра, — ответил Юлиус. — Ах, если бы ты пошла со мной!
— По правде сказать, мне и самой очень хочется. Ты знаешь, что Шиллер мой любимый поэт.
— Вот и чудесно! — воскликнул обрадованный Юлиус. — Значит, на том и порешим. Завтра вечером я приеду за тобой.
И он с жаром обнял Христину.
— Скоро минет неделя с тех пор, как он не целовал меня с таким чувством! — печально подумала Христина.
Глава пятьдесят вторая Генеральная репетиция
В тот день, на который было назначено представление «Разбойников», студенты провели только два часа на лекциях, а затем каждому было предоставлено распоряжаться своим временем, как ему угодно.
Самуил Гельб, в качестве великого знатока по части развлечений, хорошо понимал, каким возбуждающим образом действует ожидание. При том он был великим политиком и знал, что во всяком сообществе, хотя бы оно составилось с исключительной целью развлечения, все же надо отводить широкую долю времени личной свободе каждого. Наконец, тот же Самуил был человеком чисто практическим и понимал, что ему лично потребуется целый день полной свободы для того, чтобы закончить все приготовления к вечеру.
Так как действия в «Разбойниках» происходят чуть ли не целиком в лесах, то декорации к трагедии имелись готовые. Вместо картонных декораций, как в Мангейме, имелись настоящие деревья, как в древних Афинах. Для сцен, происходящих в закрытых помещениях, заготовили большие полотнища, грубо разрисованные, которые развешивались между деревьями. Театр устроился без больших хлопот. Большая часть того, что нужно, было готово.