Ущелье дьявола

— О, если бы я лишилась ума! К сожалению, я все еще владею им, как владею и совестью, как владею и памятью. Тут у меня только в одном есть сомнение. Вы человек ученый, г-н барон. Просветите мой бедный, темный разум. Ведь я говорю не для себя и не об одной себе, я говорю о жене вашего сына. Поэтому скажите мне всю правду, как и я вам говорю всю правду. Г-н барон, неужели бог кротости и милосердия оставил в этом мире под рукой у злых людей такие страшные средства вредить добрым людям, против которых те ничего не могут поделать? Неужели есть такие адские силы, которые могут принудить к преступлению честную и невинную душу? Неужели есть колдовские зелья, которые пятнают все самое чистое и с помощью которых можно завладеть теми, кто нас презирает, кому мы внушаем ужас?

— В чем дело, дитя мое? Скажи яснее.

— Г-н барон, осмотрите вот этот пузырек, который я нашла у себя в хижине на полу.

Барон Гермелинфельд взял платиновую бутылочку, которую ему подала Гретхен, вынул пробочку и понюхал.

— О, боже! — воскликнул он. — Неужели ты пила эту жидкость?

— Когда я помимо своей воли полюбила Самуила, то в этот самый день и накануне все, что я ела и пила, имело такой самый запах, как у этой бутылочки.

— О, несчастная!.. О, презренный! — восклицал барон.

— Ну так что же вы мне скажете, г-н барон?

— Я скажу тебе, мое бедное дитя, что твоя воля была сломлена, ошеломлена, ослеплена, что преступление является двойным для другого, но совершенно не вменяемо тебе. Что ты осталась невинной, несмотря на свое падение, и чистой, несмотря на то, что ты осквернена.

— О, благодарю вас! — вскричала Гретхен, сложив руки с выражением сияющей радости. — О, мать моя, я не нарушила данного тебе обета! Благодарю тебя, царь небесный! И вас от души благодарю, г-н барон.

Но вдруг эта возбужденная радость покинула ее, и она продолжала:

— А все же, тут есть какие-то ужасные тайны. Душа осталась чиста, а тело нет. Я осталась белая внутри, и все же я осквернена.

— Успокойся, утешься, бедная малютка! Сами ангелы не чище тебя. Еще раз говорю тебе, что всю эту гнусность сделал тот негодяй. Тебе даже незачем заканчивать свои признания, потому что остальное я угадываю. Он забрался к тебе ночью. Он воспользовался твоим одиночеством и твоей беспечностью. О, негодяй! Но будь спокойна, мы покараем его.

Гретхен подняла свою печальную и гордую голову, как бы стремясь отряхнуть с себя свое горе.

— Не будем думать обо мне, — сказала она, — а подумаем теперь о вашей дочери.

— Благодарение богу, Христина не в такой степени открыта для нападения, как ты, бедное дитя, — сказал барон.

— Христина живет не в уединенной, открытой хижине, совсем одна, как ты, а живет в замке, обнесенном высокой стеной и наполненном преданными слугами, которых она всегда может позвать и которые могут ее защитить, если бы на тот раз ее мужа не случилось дома.

— Вы так думаете? — проговорила Гретхен с горькой улыбкой. — Да разве Самуил Гельб не может открыть все двери замка, у которых есть замки и ключи и даже все другие двери, у которых нет замков!

— Как, Гретхен! Разве тебе известно наверное, что Самуил Гельб может проникнуть в замок?

— Да как же тот, кто сам строил замок, не сумел бы в него проникнуть?

— Кто сам строил?… — повторил ошеломленный барон.

— Теперь я могу вам все сказать, — продолжала Гретхен, — его злодейство сняло с мена клятву, и притом, моя маленькая лань, на которой это чудовище могло выместить свою злобу, месяц тому назад пала… Но вот мы уже подходим к замку. Слушайте же внимательно, г-н барон.

И тут она рассказала ему, как Самуил строил двойной замок.

— О, какая дерзость! — воскликнул барон. — И Христина ничего об этом не знает?

— Она все знает, но поклялась мне, что сохранит это в тайне.

— Это ничего не значит! — сказал барон. — В той опасности, какой она подвергается, как она не подумала известить меня обо всем? Во всяком случае, Гретхен, очень, очень благодарю тебя за твое доверие. Оно всем нам принесет пользу. Эту бутылочку я оставлю у себя. Теперь злодей будет у меня в руках.

— Если он попадет к вам в руки, то держите его крепко, не выпускайте! — воскликнула Гретхен, глаза которой загорелись яростью. — О, как я ненавижу его, и как я рада, что имею право его ненавидеть! Мне кажется, что я для того только теперь и живу, чтобы дождаться дня, когда он будет наказан. И он будет наказан, если не вами, то богом… Вот мы теперь дошли до замка, г-н барон, и я вернусь к своим козам. Я исполнила свой долг, теперь делайте вы свое дело.

— Прощай, Гретхен, — сказал барон. — Я думал, что меня призывает в замок только одно несчастье, а вышло, что меня туда зовет еще другая угрожающая беда. Значит, теперь у меня две причины спешить туда. Прощай.

И он быстро пошел к замку.

Первый слуга, которого он встретил, сказал ему, что Юлиус два часа тому назад после обеда ушел из замка с ружьем и будет на охоте до вечера, но что графиня Эбербах дома.