Ущелье дьявола. Тысяча и один призрак

— Хорошо, — сказал Самуил. — В таком случае и я тоже напишу письмо этому великому человеку по тому же самому поводу. И напишу свое письмо, — прошипел он сквозь зубы, — теми чернилами, которые употреблял Хам, когда писал Ною. Для начала сожжем эти корабли.

И он продолжал уже вслух:

— Но сперва, Юлиус, мы должны условиться с тобой насчет одного важного пункта.

— Какого?

— Завтра мы деремся с Францем и Отто. Хотя решено, что они должны нас задеть, но мы можем, однако, заранее сами избрать себе противника — тем, что каждый из нас сам попадется своему избраннику, или будет избегать чужого. Самый сильный из них, безусловно, Отто Дормаген.

— Дальше?

— С нашей же стороны — твоя скромность может тебя в этом убедить — если кто из нас увереннее в своей шпаге, так это я.

— Возможно. А затем?

— Затем, мой дорогой, я думаю, что будет справедливо, если я займусь Отто Дормагеном, и я беру его себе. Следовательно, тебе остается Риттер.

— Иными словами, ты не вполне уверен во мне? Спасибо!

— Пожалуйста, не дурачься! Хотя бы в интересах Тугендбунда, если не в твоих личных, я желаю, чтобы все выгоды были на нашей стороне, вот и все. Тебе даже не за что быть мне обязанным. Помни, что Дормаген обладает одним, очень опасным приемом борьбы.

— Тем более! Я, во всяком случае, отказываюсь от неравномерного дележа опасности.

— Ах! Так ты еще и спесив? На здоровье! — сказал Самуил. — Но, разумеется, и я завтра также покажу свой гонор. Выйдет, что мы оба будем считать себя обязанными столкнуться именно с более опасным противником, каждый из нас будет стараться опередить другого и произойдет неловкая поспешность в вызове на ссору Отто. Окажется, что зачинщиками-то будем мы, роли перепутаются, и мы явимся ослушниками Союза…

— В таком случае, бери Франца и оставь мне Отто.

— Право, ты точно ребенок, — сказал Самуил. — Слушай, давай лучше кинем жребий.

— На это я согласен.

— Слава богу!

Самуил написал имена Франца и Отто на двух клочках бумаги.

— Честное слово, то, что ты заставляешь меня делать, просто дико, — говорил он, скатывая в трубочку билетики и мешая их в фуражке. — Как хочешь, но я все-таки не могу понять, чтобы человек ставил свою разумную и свободную волю в зависимости от какого-то слепого и глупого случая. Бери свой билетик. Если только ты вынешь Дормагена, то, вероятно, это твой смертный приговор. Ты сам, что называется, прешь на рожон, как баран под нож мясника, нечего сказать: славный первый шаг!

Юлиус уже начал было развертывать взятый им билетик, как вдруг остановился.

— Нет, — сказал он, — лучше я прочту его после того, как напишу отцу.

И он вложил билетик в библию.

— И я, пожалуй, сделаю то же самое, но только просто из равнодушия.

И Самуил опустил свой билетик в карман.

Потом оба сели друг против друга за письменный стол и при свете лампы стали писать.

Письмо часто служит характеристикой писавшего его. Прочтем же оба письма.

Вот письмо Юлиуса: