Ущерб тела

– Кто же в тебя стреляет? – Ренни изо всех сил старается отделаться от мысли, как все это романтично. Мальчики играют в войнушку, ха-ха. Вот он рассказывает ей эти байки – что это, как не бравада? Но ей интересно, есть ли в нем дырки от пуль. Если да, ей хочется их увидеть.

– Кто только не стреляет, – говорит Пол. – Но я – сам по себе. Никто не любит одиночек, все стремятся к монополии.

Ренни берет вилку в руку и начинает отделять мясо своей рыбы от костей.

– Так вот к чему все это, – говорит она.

– Что – это?

– Траходром, – Ренни все равно с трудом даются грубости. – Ты просто проверял меня.

– Глупости, – говорит Пол. – Вообще, это Марсдон все придумал, у него паранойя насчет ЦРУ, просто мания. Он требовал, чтобы мы избавились от тебя как можно быстрее. Но сам я сразу в это не поверил.

Не такого ответа ждала Ренни. Она хотела, чтобы он сказал, как много она значит для него.

– Почему же? – спрашивает она.

– С тобой все было ясно, – говорит Пол. – Ты совершала поступки без всякой задней мысли. Была слишком вежлива. Слишком наивна. И слишком доступна. В общем, ты слишком явно этого хотела. А я вижу, когда женщина притворяется.

Ренни очень медленно кладет вилку обратно на тарелку. Он использовал против нее запрещенное оружие, и это – ее собственное желание. Но зачем он так?

– Я помою посуду, – говорит она.

* * *

Ренни наполняет раковину горячей водой из чайника. Пол во второй спальне, он закрыл за собой дверь. Сказал, что хочет узнать, кто побеждает на выборах. Местная политика, сама понимаешь. Это никак тебя не касается. Ренни слышит рокот голосов, треск помех. Она очищает тарелки от рыбьих костей и вдруг слышит на лестнице шаги. Их слишком много, нет, она не сумеет одна с ними справиться. Она вытирает руки кухонным полотенцем, потом идет и стучит в дверь спальни.

– Пол! – зовет она. Чувствуя себя женой. Никчемной.

Ренни сидит в спальне, где она хочет быть и где, по мнению Пола, ей и следует быть. А в гостиной между тем идет горячая перепалка. Стали известны результаты выборов: у Эллиса семь мест, у доктора Пескаря шесть, у Принца – два. Ренни умеет считать. Да и все в гостиной тоже, и все же шесть и два – это именно шесть и два.

Впрочем, ее это совершенно не касается. Так сказал Пол, и она ему верит. Она читает книги, которые он где-то для нее раздобыл, один Бог ведает где, это прямо-таки музейные экземпляры, детективы серии «Делл Мистери» сороковых годов, с логотипом в виде глаза в замочной скважине, с картой места преступления на задней обложке и списком действующих лиц на первой странице. Страницы у книг пожелтевшие, кое-где пошли волной, видимо, побывали в воде, и пахнут плесенью. Ренни прочитывает список героев и пытается угадать, кого из них убьют. Потом дочитывает до убийства и пытается угадать, кто убийца, а потом заглядывает в самый конец, чтобы проверить свои догадки. У нее не хватает терпения вникать в клубок улик и умозаключений.

– И ты позволишь этому уроду выиграть? – это Марсдон, он почти срывается на визг. – Позволишь облапошить тебя? Он столько лет предает народ, теперь и ты решил его предать?

Доктор Пескарь говорит речь; его голос то тише, то громче, тише, громче. В конце концов, у него больше опыта, да и мест больше, он будет лидером оппозиции как минимум. Почему он должен уступить эту честь Принцу? Он не может позволить «Партии справедливости» пойти по пути Кастро.

– Кастро! – визжит Марсдон. – Да подавись ты своим Кастро! Принц тебе не Кастро!

– Почему они здесь? – спросила Ренни.

– Я – посредник, – ответил Пол.

Ренни хочется попросить их убавить звук. С убийцами ей не слишком везет, зато жертв она угадывает процентов на восемьдесят: две блондинки с бледной прозрачной кожей, со ртами, словно алые раны, и литой грудью, набухшей под платьем, и две темпераментные рыженькие с зелеными, полными страсти глазами и кожей цвета взбитых сливок, каждая заботливо уложена на полу или на кровати, словно на натюрморте, тела не полностью обнажены, но одежда в беспорядке, что намекает на изнасилование, хотя в сороковых никаких изнасилований не было; с лиловыми следами пальцев на горле – «лиловый», любимый эпитет, – или со все еще сочащейся раной, как правило, на левой груди. Мертвые, но не поруганные. Очевидцы, что их находят (среди них два горячих ирландца, один грек, двое простоватых американцев), описывают каждое тело в малейших деталях, сладострастно, словно языком вылизывают; плоть женщин, которая совершенно беззащитна, ибо мертва. Каждый выражает искреннее возмущение по поводу убийства, хотя сама жертва его и спровоцировала. Ренни это лицемерное возмущение кажется невинным до слез. Старомодным, вроде лобызания рук.

* * *

Через какое-то время Ренни слышит, как отодвигают стулья, затем настает тишина. В спальню входит Пол и начинает раздеваться, словно не случилось ровным счетом ничего. Сначала он стягивает футболку, бросает ее на пол. Она уже привыкла к этой повадке. Она подсчитала: она знает его пять дней.

– Что случилось? – спрашивает она. – Что они тут делали?