— Давайте двигаться, товарищи, — милиционер посмотрел на небо, — время еще есть.
Стихийный митинг закончился, и я стал пробираться к своей машине. В голове крутилась одна, но паническая, мысль: «Что я наговорил!?»
Вернувшись в батальон, я прошел в канцелярию, сел за стол и уставился на чистый лист бумаги. Перед глазами вновь и вновь возникала площадь. Не знаю почему, но все было во мгле, и я мог различить только палец, в безмолвном укоре воздетый к серому небу. Корявый, с желтыми от табака пятнами и обломанным ногтем, этот палец колебался в сером тумане, а я ждал и боялся, что он укажет на меня. Скрежетнул ключ, я поднял голову. Зубрицкий стоял рядом со столом, с тревогой смотря на меня, а Абрамзон запирал дверь. Запейвода что-то доставал из потертого рыжего портфеля. Потом сержант подошел и молча поставил стакан на стол. Павел Васильевич набулькал примерно до половины из фляги, которую протянул ему политрук, и подвинул его ко мне:
— Пей, командир. И пойми, все сделано правильно. Иначе было нельзя.
— Иначе было нельзя, — эхом поддержал Абрамзон и оглянулся на дверь.
Запейвода только кивнул в знак согласия.
Я взял стакан и залпом выпил. Мда-а, это же спирт! Причем, неразведенный! Панически замахав руками, наткнулся на протягиваемый мне огурец, но и проглотив его, от пожара в горел не избавился. «Деды» переглянулись, и политрук отрицательно покачал головой.
— Хорошо, — согласился старшина и повернулся ко мне, — Все на сегодня. Ложись спать, командир. До утра все будет в порядке.
Вначале хотел возмутиться, но потом успел трезво подумать: «А ведь он прав, надо ложиться, пока окончательно не развезло».
Глава 10
А утром был понедельник. Разобравшись c делами, я напомнил Коломыйцу об углубленном изучении устава караульной службы, и задумался, что раньше, рапорт или оружие? Достав «наган» и положив его на стол, я все-таки принялся за составление рапорта.
«В течение ночи на 4 августа наши войска продолжали вести бои на Смоленском, Коростенском, Белоцерковском направлениях и на Эстонском участке фронта.
На остальных направлениях и участках фронта крупных боевых действий не велось.
Наша авиация во взаимодействии с наземными войсками продолжала наносить удары по мотомехчастям, пехоте и артиллерии противника».
В канцелярию неожиданно ворвался младший политрук.
— Товарищ старший лейтенант!
Я поставил кляксу, чертыхнулся, и считая про себя до ста, поднял свирепый взгляд на комиссара:
— Что произошло, товарищ младший политрук?
— Баня готова!
Я потряс головой, и недоверчиво посмотрел на сияющего Ященко:
— Я не ослышался, товарищ мла-а-адший политрук? Вы, сказали про баню?
— Так точно! Баня истоплена, и ждут только вас.
— Какая баня!!! К ляху все банные процедуры! Почему утром не доложили, что сегодня — банный день? И какая баня в понедельник? — я рассвирепел, но старался кричать шепотом, правда получалось очень плохо.
Бедняга растерялся, и смог только пролепетать, что Зубрицкий нас ждёт. Схватив фуражку, и сунув наган в кобуру, я выскочил из комнаты, искренне желая построить товарища старшину в колонну по три, и скомандовать «разойдись!»
Впрочем, ворвавшись в предбанник, мне пришлось срочно охолонуть. В присутствии дивизионных комиссаров на своих старшин не кричат. Заметив меня, Ливицкий усмехнулся, и прервал попытку моего рапорта:
— Заходите, Алексей Юрьевич, заходите. Сейчас мы без чинов, в бане генералов нет! Вот попаримся, пивка потом попьем, ну а там уже и поговорим.
Я стал расстегивать гимнастерку, что-то мне это «поговорим» не сильно понравилось, но париться все равно придется. Может быть, и два раза, причем второй раз — без веников.
Уже сидя за столом, осушив кружку пива, и разделывая рака, я вдруг заметил отсутствие Строкова. На мой вроде небрежный вопрос, Ливицкий только отмахнулся, мол, потом, но заметно помрачнел. Впрочем, пива было маловато, по две кружки, тёмного конечно, но до раков я дорвался. Сколько же лет я их не ел? Да пожалуй лет так тридцать, если не больше. Последний раз, когда на Ахтубе с другом, ведро пива, и полмешка раков. Пальцы потом были как сосиски. Эх-х, времячко было, или будет? Сегодня же четвертое августа, мне уже пятьдесят, или минус тридцать? Парадокс, и без спирта не разберешься. Впрочем, спирт отставить! Вот допьем пиво, еще разок в парилочку, и пойдём с чистой головой на головомойку.
Эх, хорошо после парилки неторопливо выпить кружечку, ох, благодать. Последний русский император, явно умел жить, то-то ему из нашего города пиво ко двору возили. И явно мастера на заводе остались, это не пиво, это нектар, амброзия. Но всё кончается, только служба наша вечна. Вот и подошло время начальственной парилки.