Ушедший мир

Но ничто не могло помешать ему действовать. Он понял – так понимают младенцы, как плачем потребовать пищи, – что надо двигаться, надо ползти, царапаясь о тротуар. Он достиг последней машины у входа в проулок. Как только он до нее добрался, машина, подпрыгнув, осела, потому что этот козел с автоматом последней очередью прострелил шины с пассажирской стороны.

Наступила тишина.

Причина первая могла быть такой: сукин сын перезаряжает оружие. Причина вторая: сукин сын примерно догадывается, где сейчас Монтус, и тогда ствол уже нацелился на переулок в ожидании, когда старина Монтус высунет нос. Монтус достал один из своих револьверов – длинноствольный, сорок четвертого калибра, подарок дяди Ромео, преподнесенный по случаю еще в тринадцатом году. Самое надежное оружие, никогда не подводившее Монтуса.

Причина могла быть и третья: стрелок в «плимуте» точно знает, где Монтус, и теперь собирается выйти из машины, чтобы прикончить его.

Это было бы хуже всего. Если он выйдет из машины, то в три прыжка окажется рядом с Монтусом. С автоматом в руках. И тогда конец всем спорам. В тишине после автоматных выстрелов Монтус услышал тихий рокот мотора, работавшего на холостых оборотах, а за ним знакомый, безошибочно определявшийся щелчок вставленного магазина.

Сукин сын перезарядил «томми».

«Ну, Господи, – подумал Монтус, глядя на черное небо с низко плывшими по нему серыми облаками, – надеюсь, я не ошибся?»

Монтус убрал в карман револьвер, уперся ладонями в асфальт и стартанул по тротуару, словно бегун со стартовой колодки, прямиком в проулок, и уже оттуда услышал, как ссорятся двое белых. Вникать не было нужды, поскольку через мгновение суть перепалки стала понятна, когда ночная темнота снова разорвалась грохотом.

Монтус бежал под автоматными очередями, и пули высекали из стен кирпичные осколки, летевшие в лицо, – бежал так, как не бегал со времени, проведенного в окопах во Франции, так, словно помолодел на двадцать лет, словно легкие не жгло и сердце не заходилось от бега. «Парни, где вы были, когда я был молод? – думал он. – Да проживите вы хоть десять жизней, у вас не будет и половины тех красоток, которые перебывали у меня, не будет и половины моей радости и полноты жизни. Вы пустое место, ясно вам? Я – Монтус Дикс, правитель Черного Айбора, а вы дерьмо собачье».

Он выбрал переулок, потому что там стояли большие мусорные баки. По десятку с обеих сторон вдоль стен, и даже если бы «плимут» протиснулся между ними – Монтус не знал такой машины, которая смогла бы это сделать, – он застрял бы не дальше чем на две трети переулка, потому что там была ночлежка Маленького Бо, которая выступала в проулок футов на десять. Так что стреляйте в белый свет как в копеечку сколько душе угодно.

Пиу-пиу-пиу. Пиу-пиу-пиу.

Потом тишина и звук заработавшего мотора – эти белые парни упорно отказывались признать тот факт, что проезда там нет. И не будет. Ни сегодня, ни завтра.

Монтус уже преодолел половину переулка, прячась за мусорными баками из домов доктора-окулиста и мясника, когда «плимут» дал задний ход и выбрался на улицу. Монтус слышал звук их мотора на Десятой, когда парни спешно огибали квартал, надеясь перехватить его по другую сторону от ночлежки. Он же двинулся назад, туда, откуда пришел, свернул налево и шагнул на первое же крыльцо, в дверной проем здания, давно опустевшего, как и многие другие за последние десять лет, и так и не вернувшегося к жизни. Окна были закрыты металлическими листами, выкрашенными темно-зеленой краской, а лампочку над дверным проемом никто не вкручивал здесь года с тридцать восьмого. Увидеть человека, стоявшего в этом дверном проеме, можно было разве что в свете фар, с расстояния в два фута, да и то если он сам захочет, но тогда будет поздно что-либо предпринимать.

«Плимут» объехал квартал и возвращался. Когда он был примерно в десяти футах от входа в переулок, Монтус шагнул на тротуар, вдохнул поглубже, хорошенько прицелился и выстрелил в лобовое стекло.

Когда они, объехав квартал, возвращались, Уайетт, сидевший на заднем сиденье с «томпсоном», оглядывал ряд машин, изрешеченных автоматными очередями, и не мог поверить, что это сделал он. Это было невероятно, чтобы он – маленький человечек, Уайетт Петтигрю со Слосен-авеню, – сумел дорасти до того, чтобы стрелять из автомата в другого человека. Жизнь – странная штука. Если бы Уайетт сделал то же самое за океаном по приказу правительства, он был бы героем. Здесь он это сделал по приказу своего босса. Уайетт не видел разницы, даже если ее видел остальной мир.