Закончив, он бросил быстрый взгляд на ширинку Джо:
– Придется ощупать ваши штаны. Слышал, что про вас говорят.
Однажды в Пальметто Джо протащил «дерринджер» под носом у братьев Джон. Сунул пистолет в штаны, под мошонку, и через десять минут уже целился через стол в их босса.
– Щупай, только побыстрее, – кивнул Джо.
– Смотри только, чтобы там не выросло ничего.
Джо показалось, он заметил усмешку на лице одного из охранников, сидевших возле чистилки обуви, а когда его напарник провел по бедрам Джо, сунул руку между ног и ощупал мошонку со всех сторон, тот и вовсе отвернулся, сморщившись от смеха.
– Готово. – Охранник отступил. – Видишь, я быстро. И у тебя не вырос.
– Может, он у меня всегда такой.
– Тогда, наверное, Бог был пьян в тот день, когда тебя делал. Сочувствую.
Джо поправил пиджак, расправил галстук.
– Где он?
– Поднимайся по лестнице. Там сразу увидишь.
Джо вошел в дом. Справа была дверь в бильярдный клуб. Он чувствовал доносившийся оттуда запах сигарет и слышал грохот шаров, это в половину девятого утра – место было легендарное, славилось устраиваемыми здесь марафонами, в ходе которых проигрывали и приобретали состояния. Джо в одиночестве пошел по лестнице. Наверху красная стальная дверь была широко распахнута, за ней почти пустая комната с темным полом, вторившим по цвету стенам. Окна закрывали бархатные бордовые шторы такого темного оттенка, что казались почти черными. Между двумя окнами в глубине комнаты стоял сосновый гардероб, выкрашенный в защитный армейский цвет.
Был еще стол и два стула. Точнее, стол, стул и трон.
Монтус сидел на троне, и не заметить его было невозможно: белая шелковая пижама, белый атласный халат, на ногах домашние туфли того же цвета. Он курил стержень кукурузного початка, набитый коноплей, которую Монтус курил денно и нощно, курил и сейчас, глядя, как Джо усаживается напротив в плетеное кресло, точно такое, как то, что стерегло для него место на парковке. На столе между ними стояли две бутылки: коньяк для Монтуса и ром для Джо. Монтус пил коньяк «Хеннесси Парадиз», лучший в мире, но и на ром для Джо он не поскупился: «Барбанкур Резерв дю Домен», лучший ром в Карибском бассейне, произведенный не в компании Джо и Эстебана Суареса.
Джо это отметил.
– Придется мне выпить ром конкурента.
Монтус выпустил тонкую струйку дыма.
– Если бы всё всегда было так просто. – Он снова затянулся своей трубкой. – Почему сегодня все белые расхаживают по городу с крестами на лбу?
– Пепельная среда, – пояснил Джо.
– А такое впечатление, что вы все стали вуду. Так и жду, что начнут пропадать куры.
Джо улыбнулся, глядя Монтусу в глаза: один – цвета устрицы, а второй – темный, как пол в комнате. Выглядел его друг не лучшим образом, совсем не так, как прежний Монтус Дикс, которого Джо знал уже пятнадцать лет.
– На этот раз у тебя нет шансов, – сказал Джо.
Монтус в ответ на это лениво пожал плечами:
– Значит, будет война. Перестреляю всех вас на улицах. Взорву все ваши клубы. Я выкрашу улицы в цвет…
– И что в итоге? – перебил Джо. – Только положишь кучу своих людей.
– Ваших тоже.
– Верно, только у нас больше народу. А ты тем временем лишь обезоружишь свою организацию, ослабишь настолько, что о восстановлении не будет и речи. И сам ты все равно умрешь.
– В таком случае что мне остается? Не вижу выбора.
– Уезжай куда-нибудь, – сказал Джо.
– Куда?
– Куда угодно, только подальше отсюда. Дождись, пока страсти утихнут.
– Страсти здесь никогда не утихнут, пока жив Фредди Диджакомо.
– Тебе нельзя оставаться. Забирай жен и уезжай на какое-то время.
– Забирай жен! – Монтус засмеялся. – Ты встречал хотя бы
– Говорю же тебе, – сказал Джо, – сейчас самое время посмотреть мир.
– Чушь, парень! Я не брошу маму и свою землю. Во время Великой войны я был в триста шестьдесят девятом пехотном. «Гарлемские черти», слыхал о таких? Знаешь, чем мы прославились, кроме того, что были первыми черными, кому правительство доверило оружие?
Джо знал, но покачал головой, чтобы Монтус рассказал сам.
– Мы шесть месяцев провели под огнем, потеряли полторы тысячи человек, но не отдали ни одного фута земли. Ни единого. И ни одного из наших не взяли в плен. Подумай об этом. Мы стояли на той проклятой земле, пока врагам не надоело умирать. Не нам. Им. Кровь доходила до верха башмаков. Кровь лилась в башмаки. Полгода сражений, полгода без сна, когда то и дело счищаешь со штыка чье-то мясо. И ты хочешь, чтобы теперь я – что? Испугался?
Он выколотил стержень над пепельницей, снова набил коноплей из медной шкатулки.