Ушедший в бездну

— Я могу уйти? — спросил Конрад. — Мне нужно вернуться домой.

Фрау Хооге не ответила.

— Что у тебя произошло с Корнелисом? Ты его ударил?

— Да, но сначала он ударил меня.

— За что?

— Я попросил его принести мне воды, но он почему-то рассердился…

— Зачем тебе понадобилась вода?

— Пить. Дома у меня в комнате всегда стоит графин с водой.

— Это не обязательная вещь, — сказала старуха. — Подай-ка мне вон тот свисток.

Вызвав служанку, она приказала ей отвести мальчика на кухню, дать ему напиться, а затем привести назад.

Обратно он шёл, как на допрос, моля потусторонние силы, чтобы старуха поскорее утратила к нему интерес и позволила вернуться в отведённую ему комнату, и чтобы там не было Ибрагима. К счастью, фрау Хооге надоело общество воспитанника Феррары.

— Если тебе что-то понадобится, — сказала она, — не поленись спуститься на кухню и спросить Марту, но без толку по дому не разгуливай и ничего не трогай без разрешения. Когда мы сядем обедать, тебя позовут за стол. Иди.

— А Корнелис? — нерешительно спросил Конрад.

— Он тебя больше не тронет.

В комнате Ибрагима уже не было, но закрыв за собой дверь, гость не почувствовал себя в безопасности. Он не имел возможности запереться, и в любой момент к нему мог заглянуть кто угодно. Тишина в доме отнюдь не настраивала на мирный лад, скорее настораживала, заставляя напряжённо вслушиваться в каждый шорох. Утешая себя слабой надеждой на то, что Хооге скоро вернётся, Конрад достал из свёртка с одеждой листы своего дневника. Последнюю запись он сделал на "Вереске" перед тем как сойти на берег. Она была короткой: "Слава Богу, мы в Амстердаме!"

"Вот мы и вернулись в Голландию!" — мрачно подумал Конрад.

Сев в кресло, он перечитал всё, что успел написать за время плавания. Его дневник начинался с берберов. То, что было до встречи с ними, он поленился изложить на бумаге и теперь пожалел об этом. Кое-что уже забылось. Стоило бы упомянуть о визите моравских гостей. Конрад огляделся в слабой надежде обнаружить где-нибудь письменный прибор. Не увидев ничего похожего, он решил заглянуть в комнату Альфреда Хооге, которая находилась рядом с его собственной.

Выйдя на лестницу, мальчик прислушался. Казалось, что за ним никто не следил. Потянув за бронзовое кольцо, он проскользнул в узкий проём бесшумно приоткрывшейся двери.

Спальня Хооге отличалась неким качеством, с первого взгляда бросающимся в глаза: эта комната могла принадлежать кому угодно, только не моряку, путешественнику, пирату. В её обстановке ощущалась тихая бюргерская добропорядочность: картины, аккуратные драпировки, цветы на окне. На столе стояла стеклянная чернильница, и лежало перо. Конрад не решился взять их. Возвращаясь к себе, он услышал, как наверху тихо закрылась дверца, ведущая в чердачную каморку: Ибрагим следил за ним.

Глава 20 Приятель магрибских корсаров

К обеду Альфред не вернулся. Гостю пришлось сесть за стол вместе со старшими представителями семьи Хооге. Ибрагима не позвали. При всём своём демократизме хозяева не могли допустить, чтобы мальчик, купленный их сыном у чужеземного пирата, пользовался в их доме равными правами.

Конрад представлял себе отца Хооге дряхлым, желчным беззубым старцем, но глава семьи был моложав и не по годам энергичен. Его аристократизм и безупречная выправка потомственного военного произвели впечатление на младшего Норденфельда, давно отвыкшего от общества подобных людей.

— Итальянские дети красивы, — сказал мингер Хооге жене, доброжелательно поглядывая на гостя. — Этот авантюрист Феррара недурно воспитал тебя, малыш, по крайней мере, сумел привить тебе хорошие манеры. Ты помнишь своих настоящих родителей?

Конрад предпочёл ответить отрицательно, стараясь избежать дальнейших расспросов.

— Мой сын не слишком разборчив в выборе друзей, — продолжал рассуждать старший Хооге. — Он легко поддаётся дурному влиянию. Я надеялся, что он станет военным, но, видимо, мне суждено умереть, зная, что мой единственный наследник — торгаш.

Конрада задела эта несправедливость. Точно так же и его самого недооценивал отец, и он — откуда только смелость взялась! — горячо вступился за своего защитника:

— Альфред Хооге — очень храбрый человек. Я был с ним в плавании и обязан ему жизнью.

За столом на миг воцарилось молчание. Конрад испугался, подумав, что, возможно, Альфред не одобрил бы его откровенности, но отступать было поздно. Старики желали услышать о столь небывалой вещи, как доброе дело, совершённое их беспутным отпрыском. Гостю пришлось рассказать о том, как Хооге не дал ему утонуть, и о сражении с пиратами.

В разгар обеда вернулся Альфред и с нескрываемым удивлением обнаружил, что за время его отсутствия Конрад умудрился завоевать сердца его суровых родителей.

Фрау Хооге выговорила сыну за легкомыслие. В Республике Соединённых Провинций нет рабства, но это не означает, что оказавшись здесь и став свободным, Корнелис изменился. Его варварские привычки неистребимы. У него злой нрав и дурные манеры. Не следовало поручать ему заботу о госте.