Ушел и не вернулся

Пока он снимал недозволенные в камере предметы и тщетно искал шнурки на ботинках с пряжками, появилась молодая женщина, которую Знаменский уже встречал на центральной площади. Всегда оживленная, нарядная, она запомнилась гордой посадкой головы, плавностью, с какой несла над землей свое стройное, чуть полнеющее тело, добротной, не косметической красотой лица. Но сейчас обычной улыбки не было и в помине, глаза заплаканы.

- У меня пропал муж! - трагически сообщила женщина. - К кому мне обратиться?

Парень хмыкнул:

- Это надо в бюро находок.

- Помолчи, - одернул дежурный и предложил рассказать, в чем дело.

- Понимаете, вчера вечером сказал на часок... а ушел - и не вернулся! Я всех с утра обегала, никто не видел, не слышал... Просто подумать страшно!

- Фамилия?

- Миловидов. Сергей Иванович.

Дежурный просмотрел два коротеньких списка.

- У меня сведений нет. Милицией за истекшие сутки не задерживался. В больницу не поступал.

- Но куда же он мог деться?! - воскликнула женщина в отчаянии. - Мне юрист на работе сказал: просите назначить розыск. Я принесла его фотографии... - она нервно открыла сумочку.

Лейтенант остановил:

- Давайте подождем. В подобных случаях розыск сразу не объявляется.

- Почему?

- Такой, простите, порядок, - не всякое разъяснение приятно давать. Дело-то житейское: ну не ночевал... ну бывает.

Дежурный перекладывал какие-то бумаги, давая понять, что свои функции выполнил. Но женщина осталась стоять, будто и не слыхала. И утешать ее начал парень, лишившийся галстука и ремня. Поддерживая штаны, он объяснил:

- Начальству с нашим братом хлопот хватает. Если еще ловить тех, кто от жены загулял...

Миловидова обернулась и оглядела его презрительно с ног до головы.

- Ну и что? - пробормотал парень, несколько смешавшись. - И не от таких гуляли. Взять хоть Нефертити. Считается, красавица на все времена, да? А ее, между прочим, вовсе муж бросил. Исторический факт. Лично в книжке прочитал!

Не дослушав, Миловидова вновь обратилась к лейтенанту.

- Вы записали фамилию?

- Миловидов.

- Он работает на красильной фабрике...

- Да-да, если что - известим вас. Но я так полагаю, что жив-здоров и объявится.

- Ох, только бы жив! Только бы жив!

Объявится, внутренне поддержал лейтенанта Пал Палыч, как-то не заразившись тревогой женщины. Ну и скандал она ему закатит! Темперамент - ого-го...

Благодушное расположение духа покинуло бы Знаменского, будь он свидетелем недавнего вечернего разговора Миловидовой с неким мужчиной в глухой аллее парка, спускавшегося от Дворца культуры к речке. Мужчина был высок и подтянут ("уездный ковбой"); оба волновались, оба страдали.

- Ленушка, ждать нельзя! - убеждал он. - Надо решаться! Сегодня решаться завтра делать!

- Страшно... - шептала она. - Взять на себя такое...

- Но это единственный шанс решить сразу все! Другого не будет! Ты понимаешь? Сейчас все сошлось в узел, давай рубить!

- Умом я понимаю. Но убийство... выговорить и то жутко.

- Думаешь, я иду на это легко? Но это же друг для друга! У нас настоящая любовь, одна на миллион. Ради нее! Она все оправдает!

Женщина вздыхала прерывисто, утыкалась ему в грудь, задушенно бормотала:

- Ой, нет...

- Да неужели не сможешь, золотая моя? Сможешь ведь! И станем вольные птицы! Свобода. Деньги. И никто не разлучит!

- А если сорвется?

- Молчи, молчи! - Он целовал ее и произносил как заклинание: - Надо верить! Только верить - тогда все будет наше. Все!

* * *

Уяснив, что житье в гостинице может затянуться, Кибрит обзавелась минимальным хозяйством. Завтракали они с Пал Палычем в буфете, обедали в фабричной столовой, но к ужину буфет бывал либо заперт, либо пуст (если не считать пыльных пачек печенья).

Кибрит предприняла поход по местным торговым точкам, купила заварочный чайник, чашки, ложки-вилки, тарелки - всего по три (вдруг случайный гость), еще какую-то мелкую утварь. А также запас сахару и прочей бакалеи. Выходной день, проведенный на сухомятке, побудил ее на новые траты: плитка и сковорода открывали уже некоторый простор для стряпни.

От гостиничных щедрот не приняли ничего, кроме неисправного электрического чайника (который Пал Палыч починил): и у толстушки-буфетчицы и у всех здесь кто-нибудь из семейных да работал на фабрике. Коснется его следствие - женщина прибежит просить о снисхождении. Нельзя связывать себя благодарностью за какие-либо услуги.

Впервые они жили вот так - в отрыве от служебной толчеи, уединенно и почти вместе. Вдвоем ходили на работу, чаще всего вдвоем и возвращались и проводили вечера. Нежданно - после стольких лет - обнаруживали друг в друге незнакомые черты и привычки. Обнаруживали массу важных вопросов, которые прежде не успели обсудить. И все им было друг в друге интересно.

Одно мешало - пикантность ситуации с точки зрения окружающих. У администраторши, дежурной, уборщицы глаза горели: вчера "он" к "ней" ходил, сегодня "она" к "нему".

- Третьего дня пораньше разошлись.

- А вчера заполночь, меня уж сон сморил.

- Он-то статный какой и на лицо видный.

- Ну уж она не хуже. Пара хоть куда.