Ушелец

Само собой вышло так, что Скип с Ивонной перешли на «ты». Они горячо обсуждали его гипотезу и вытекающие из нее следствия, строили планы дальнейших действий. Не желая рисковать, Ивонна обещала полковнику Алмейде оставаться на «Сержанте» до прибытия в Лос-Анджелес. Ведомству полковника требовалось некоторое время для принятия мер по организации ее безопасности. «Сержант» имел прямой доступ к компьютерным средствам связи, к банкам данных и к международной видеотелефонной сети. Так что удобства были почти те же, что и в ее рабочем кабинете. По факсу Ивонна могла получить любой интересующий ее текст или картинку из любой крупной библиотеки. Причем с любой степенью точности и достоверности, за которую пользователь был готов заплатить. Вплоть до занесенных в память компьютера трехмерных изображений работ скульптора Мицуи. Как правило, это были статуи и керамика, но Скип затребовал его живопись, да это было и дешевле.

— Многие не понимают, насколько важна текстура, — сказал он. — Не понимают, как остро даже ненаметанный глаз чувствует ее. Это особенно характерно для живописи большинства импрессионистов, работавших в технике крупного мазка. Но это не менее важно и у других художников. Даже у такого тонкого мастера, как Сальвадор Дали, поверхность картин далеко не абсолютно плоская. То же самое относится к восточной туши и акварели. Там сами ткань и бумага становятся частью композиции. — Скип помедлил. — Надеюсь, Дядюшка Сэм заплатит за все факсы, что мы тут поназаказывали?

— Глупый! — сказала Ивонна смеясь. — У меня прямой доступ в его кошелек.

Целый день они проработали с проектором, изучая полученные материалы и подбирая нужное. Обсуждение не прекращалось и за обедом. Вечером они вышли на ют. Кроме них двоих на корме никого не было. «Сержант» тихо вибрировал на полном ходу. В небе светили звезды, лунная дорожка, словно мост, лежала поверх черной глянцевой воды. Слабые, разбросанные на мили окрест, мелькали разноцветные огоньки рабочих судов, шедших параллельным курсом. Слабый ветер, тишина, если не считать ровного гула двигателя да мерного покачивания. Опершись на поручни, Ивонна со Скипом смотрели на небо и упивались покоем.

— Хорошо! — сказал Скип. — Знаешь, мне кажется, современные средства репродукции развиваются в нужном направлении. Представляешь, можно иметь у себя дома, в гостиной, работы Леонардо, Моне, что угодно. И по сходной цене! Не печатная репродукция, не жалкая копия, но по существу настоящий оригинал, идентичный до черточки. И не нужно тащиться за тысячи километров в какую-нибудь картинную галерею.

— Да, наверное. Дома я собираю Матисса и Пикассо… и немножко византийцев.

— Мне кажется, что современные художники вот-вот дойдут до такого уровня мастерства, что им будет по силам соперничать с мастерами прошлых веков. Я думаю, мы стоим на пороге Ренессанса. Помнишь, в какой выгребной яме сидели мы в середине двадцатого века? Или ты ничего не знаешь об этом? Я вижу новый принцип, открывающий широчайшие возможности, который заключается в том, чтобы свести воедино мотивы западного, восточного и туземного искусства, причем в сочетании с наукой. Тут корень развития. Как ты думаешь? Будут ли это покупать? Да и сам художник, в ореоле своего величия, пойдет ли на такое? Знаешь, я ушел из дома по одной простой причине — я хотел вернуть себя к основам жизни и составить свое собственное мнение обо всем, что вижу.

Ивонна погладила его по руке и, улыбаясь, поглядела на луну.

— Ты идеалист, — сказала она и, как бы испугавшись, отдернула руку и принялась рыться в сумочке.

— Кто? Я идеалист? — воскликнул Скип. Уши у него горели. — Да нет же! Я делаю лишь то, что хочу, не более того. В нашем дуэте как раз твоя партия служить человечеству.

Ивонна достала пачку сигарет с травкой и предложила Скипу.

— Спасибо, — сказал он. — Знаешь, мы, наверное, могли бы расслабиться и иначе, нежели вот так. — Они закурили. — Впрочем, — продолжил он после первой затяжки, — за работой ты расцветаешь. Когда я впервые увидел тебя, ты была похожа на привидение. И вот, неделю спустя, при двенадцатичасовом рабочем дне, ты поправилась, не шарахаешься от людей, ты шутишь…

Последнее было правдой лишь отчасти. Ивонна вполне принимала кое-какие его шутки, но сама-то не шутила. И хотя ее физические кондиции уже приближались к нормальным (что Скип отмечал с удовольствием!), ее расшатанные нервы все еще давали о себе знать. Как вот только что. Красный огонек ее сигареты подрагивал в ее трясущихся пальцах, то затухая, то разгораясь.

— Я что-нибудь не то сказал? — спросил он. Ивонна помотала головой. В голосе ее слышалась боль.

— Это не твоя вина. Просто ты напомнил мне кое-что. Я далека от альтруизма, иначе никогда бы не сделала того, что сотворила.

— Ты шутишь, Ивонна? Ты же сделала огромное дело!

— Какое там дело… — Наркотик быстро действовал на ее ослабленный организм. Ивонна судорожно вцепилась в перила. — Я убила человека! У меня до сих пор перед глазами его мертвое лицо, выпученные глаза, перекошенный рот. Он бы не умер, если бы я просто ранила его.