Ушкуйник

На пристани, кроме корабельщиков да купцов и грузчиков-амбалов всегда лихие людишки обретаются. Украсть, что плохо лежит, шилом или ножом в бок ударить в глухом месте, за амбарами портовыми — их гнусное ремесло.

Вышли Павел с Михаилом на берег, отошли в сторону от ушкуйников — подальше от чужих ушей.

— Давай посоветуемся. Что с ценностями делать будем? — спросил Павел. — Страшновато мне — за одну монету серебряную убить могут, а тут — три судна под завязку златом-серебром набиты.

— Уже не совсем набиты. Забыли, что ратники Кости с каждого судна по сундуку сняли? Кумекал вот чего: оставить долю гребцов вольных да убитых, у кого семьи есть. Само собой, тебе и двум другим кормчим по две доли. Себе возьму — на покрытие убытков да на торговлю. Полагаю — монетами, серебром или золотом, так подозрений меньше. А остальное — спрятать в укромном месте.

— Ты гребцам веришь ли?

— Нет, по крайней мере — не до конца. Да, гребли они без принуждения и в бою участвовали добровольно. Ну так не за золото же боролись — за свободу свою и саму жизнь. А тут, на русской земле, с такими деньгами много можно себе позволить. И более стойким мужам золото свет застило — ломались.

— Вот и я о том же. Есть у меня место укромное, можно сказать — бочажок. Ключи там бьют со дна, вода мутная — не углядишь ничего.

— Так ты что — ценности, никак, утопить хочешь?

— Если яму копать, до Рождества Пресвятой Богородицы не успеем. Да и всё равно — в руках скрытно снести надо, закапывать. Узреют гребцы. А если ладью с ценностями тайно затопить, никто и не прознает, где.

— Вдвоём-то справимся?

— Должны. На свой ушкуй перегрузим всё, что с собой возьмём, остальное — на ладью, и притопим.

— Вместит ли?

— Должна. Да тут недалеко, доберёмся потихоньку, погода, вишь, спокойная, вода — как зеркало.

— На том и порешим.

Сказано — сделано. Монеты в сундуке и кожаных мешочках на ушкуй Павла перегрузили, всё остальное — на ладью. Второй ушкуй совсем пустым остался, зато ладья просела низко — от борта до воды едва ладонь.

Павел и Михаил сами за вёсла уселись. Употели оба, пока ее с места сдвинули. А потом — потихоньку пошли. И захотели бы быстро — не получилось. У Мишки на шее от напряжения жилы вздулись.

— Павел, да где бочажок твой?

— Где-то здесь должен быть.

Мишка из сил выбился, пока Павел не сказал: «Да вот же он!» Однако сколько Мишка не смотрел — не видел. Только кусты низко с берега свисают.

Павел направил судно туда. Раздвинулись кусты, пропустили и сомкнулись следом. Бочажок тот лишь немного длиннее ладьи оказался.

— Снимай одёжу! — скомандовал Павел.

— Это ещё зачем?

— Если мокрыми на ушкуй вернёмся, гребцы догадаться могут.

— Верно, и как я сразу не сообразил?

Павел разделся, Мишка последовал его примеру. Они связали одежду в узел и бросили на близкий берег.

— Теперь мачту давай снимать.

Мишка вопросов не задавал. Помнил он, как у устья Вятки чужое судно в караван врезалось: суда утонули, а мачты торчали над водой.

Они перерезали верёвки-растяжки, вытащили мачту из гнезда и принайтовали её к палубе, чтобы не всплыла.

— Ну, теперь прыгай на берег! — скомандовал Павел.

— А топить?

— Прыгай!

Оттолкнувшись, Мишка перепрыгнул на берег, до которого и было сажени полторы. Не долетел немного, ногами в воду попал. Ух и холодная! Не иначе — от ключей, которые снизу били.

Павел, встав на один борт, начал ладью раскачивать. Всё сильнее и сильнее, пока та бортом воду не зачерпнула. Она тут же просела от лишнего балласта. Павел качнул ещё раз. Вода хлынула через борт, ладья накренилась и пошла камнем на дно. В последний момент Павел ловко перепрыгнул на берег. На поверхность выплыл и лопнул воздушный пузырь, какой-то мусор.

Пока одевались, вода успокоилась. Мишка с Павлом оглядели бочажок. Если не знаешь, ни за что не догадаешься, что здесь судно притоплено с ценными трофеями.

— Паша, а потом-то как найдём место заветное?

— Проще простого. В десяти саженях в сторону Хлынова дерево приметное стоит. Молния в него ударила, надвое расщепила.

— Ага, запомню.

Одевшись, они не спеша пошли к ушкуям.

— Чего-то вас не было долго? А где ладья? — поинтересовались гребцы.

— С нужными людьми дальше ушла, — соврал Михаил.

Монеты он поделил. Каждому гребцу отсчитал его долю, кормчим — по две. Все остались довольны, взвешивали на ладони приятную тяжесть. Никита совсем обалдел от денег, заявил:

— Сроду в руках такое богатство не держал. Брошу теперь работать, буду на печи лежать да на торг ходить, скоморохов смотреть!

— Дурак ты, Никита, — заявил Павел. — Деньги, сколько бы их ни было, всегда заканчиваются. Дело бы своё завёл — вон как Михаил, тогда другое дело. Деньги ведь завсегда — к деньгам. Приумножать их должно, а не спускать бездумно. Понял ли, дурья ты башка?

— Не, я не купец, нет у меня торговой жилки — прогорю.

— Значит, как в Хлынов придём, на тебя можно больше не рассчитывать?

— Конечно! Не хочу больше рисковать. Денег — полно. Зачем мне морока?