Ушли клоуны, пришли слезы…

— А вот какой: с тобой полечу я. Тогда у всех у нас будет спокойней на душе. И у вас, доктор Шрайбер, и у меня. И у тебя самого, Алвин, согласись. Когда у тебя была температура сорок и тебе непременно потребовалось выступить в бундестаге, я отвезла тебя туда, а сама села на балкон к журналистам и телекомментаторам. Ты потом уверял, будто только мое присутствие заставило тебя говорить так энергично и убедительно. Так это было? Или я что-то путаю?

Вестен пробурчал что-то неразборчивое.

— Я лечу с тобой. Или ты против?

— Ты… ты… У тебя даже зубной щетки с собой нет!

— Ничего, не проблема. Купим!

— Но ведь ты как будто собиралась всего лишь проводить меня в аэропорт, а? А сама только о том и думала, как бы увязаться за мной? Признавайся!

— Да, о чем-то в этом роде я думала. Но никак не находила подходящего повода. К счастью, тебе стало плохо. — Она улыбнулась.

— Как вам нравится эта дамочка? — спросил Вестен врача. — Ладно уж, согласен, моя дорогая, чего там. Давайте, господин доктор, ваш сертификат, я подпишу. Насчет собственной ответственности и так далее… А вы, господин Варнер, займитесь наконец билетами. Безобразие какое! По любому поводу целое представление устраивают. Кому нужна эта нервотрепка? Я ведь такой мирный человек…

Телефонный разговор

— Нет, господин криминальоберрат! Отговорить его лететь невозможно. Все попытки были сделаны. С ним полетит фрау Десмонд. Это единственное, на что он согласился.

— Что толку? Значит, он летит. Я знаю, он такой, его не уломаешь. Тогда подыщите подходящий самолет и полетите вместе с охранниками фрау Десмонд. Вы сказали, что она с вами в машине? Я бы хотел кое-что сказать ей.

— Слушаюсь, господин криминальоберрат, секунду. — Телохранитель Варнер передал наушники Норме. Она сидела рядом с ним в бронированном «мерседесе», на котором приехала в аэропорт. Она знала, что разговоры по автомобильному радиотелефону не прослушиваются.

— Норма Десмонд слушает вас, здравствуйте. Да, он кремень.

— Вот-вот, кремень. Я сейчас в клинике имени Вирхова, занимаюсь этой историей с нападением на отделение реанимации.

— Пойду договорюсь с летчиками, — сказал Варнер, кивнул Норме и вышел из машины.

— На сей раз я сделал все, что было в моих силах, не сомневайтесь. Я послал на Гернси моих лучших людей. И из спецгруппы самых крепких ребят. Ничего плохого случиться не может. Ни с кем. Если Генри Милленд нашел выход, мы узнаем какой.

— Хорошо, господин Сондерсен. Наша договоренность действует.

— Разумеется, благодарю. С вами еще хотят поговорить…

— До свидания, господин Сондерсен. Привет, Ян!

— Норма, я далеко не в восторге от вашей идеи лететь на Гернси.

— Не могу же я оставить Алвина одного. И не забывайте, пожалуйста, о моей профессии.

— Я не забываю о вас. Черт! Сам я никак вырваться отсюда не могу. Выясняются все обстоятельства случая в реанимации… А тут еще Так. Еще жена Хольстена. Еще мне в который раз приходится заниматься похоронами… Да, у господина Гесса, этого образцового служителя смерти. Скажите мне по возможности поточнее, где этот самый Милленд живет.

— У меня записано, сейчас посмотрю. Его особняк называется «Энжелс Винг», это неподалеку от маленькой рыбацкой гавани Бон-Репо на южном побережье Гернси. Набираете код Гернси, а потом тридцать восемь четыреста тридцать два. Как только мы с Алвином будем там, я вам сообщу. Пожалуйста, позвоните моему главному редактору. Ну Ханске. Передайте ему, где я нахожусь.

— Непременно. Норма, берегите себя…

16

Турбовинтовой лайнер Люфтганзы рассчитан на сорок четыре пассажира. Но больше половины мест в салоне оказались незанятыми. Норма сидела рядом с Вестеном, за ними устроились четыре охранника. Сейчас самолет летел над Нормандией. Широкая равнина была залита светом заходящего осеннего солнца. Воздух чистый, прозрачный. Вылет рейсового самолета из Франкфурта задержался, так что им неожиданно крупно повезло.

— Как ты себя чувствуешь, Алвин?

— Преотлично, дорогая моя. — Пожилой господин улыбнулся.

А она подумала: эта улыбка, этот шарм присущи ему одному.

— Жизнь идет кругами, — сказал он. — Когда ты стареешь, когда совсем состаришься… ты все равно что ходишь и ходишь по кругу. И возвращаешься к самому началу. Возьми Гернси! Мальчишкой я прочел один роман, который меня буквально потряс. Если бы меня спросили о моих пяти любимых книгах, я обязательно назвал один из романов Хемингуэя и эту книгу.

— Какую?

— «Труженики моря» Виктора Гюго. — Вестен по-прежнему улыбался. — Ты ее не читала?

— Нет. Вообще-то я думала, что знаю всего Виктора Гюго. Непростительное заблуждение, правда?

— Нет тебе прощения! Хотя подучиться никогда не поздно… Да, когда я ее читал мальчишкой, у меня уши горели. А сейчас мы летим туда, где она была написана. Ты ведь знаешь, что Гюго, будучи депутатом парламента, выступал как левый реформатор. И после провозглашения Второй империи вынужден был бежать.