Ушли клоуны, пришли слезы…

— Вы очень славный человек, — сказал он.

— Да перестаньте вы!

— Нет, правда.

— Довольно, слышите!

— У меня такое чувство, будто нам стоит поскорее исчезнуть отсюда, — сказал он.

— Что правда, то правда.

Идя рядом, они пересекли широкую площадь перед церковью. На авеню Генерала Этьена увидели голубой «ситроен», который совсем недавно стоял перед центральным зданием клиники.

Они наткнулись на босоногого мальчугана в лохмотьях. Он смотрел на них глазами, полными смертельной тоски.

— Дашь мне десять франков? — спросил он Барски.

— С какой стати я?..

— Так каждый спросит, — ответил мальчуган. — Они нужны мне позарез, понимаешь?

Барски достал бумажник.

— На, держи двадцать.

— Спасибо вам, мсье, — сказал оборвыш и зашагал своей дорогой с лицом обремененного сотнями забот отца семейства.

— Места прекрасные. А жизнь — нет, — резюмировал Барски, открывая заднюю дверцу «ситроена». Оба мужчины, приставленные к ним в качестве «незримой охраны», оглянулись одновременно.

— Извините, — проговорил Барски. — Нам хотелось бы вернуться в город. Не подвезете? Нам как будто по пути?

— Садитесь, господа, — ответил сидевший за рулем.

Барски помог Норме сесть в машину, и та резко взяла с места.

— Спасибо, — сказал Барски. — Здесь у нас больше дел нет. Завтра утром летим обратно. Как насчет того, чтобы вечером поужинать вместе?

— Не знаю, имеем ли мы право, — проговорил второй.

— Конечно, не в отеле, — понял Барски. — Я знаю один ресторанчик неподалеку, в Болье. Там подают фантастически вкусные дары моря.

— О’кей, господин доктор. Весьма любезно с вашей стороны. И с вашей, мадам. Благодарим, — сказал тот, что за рулем.

Они ехали вниз по Симьезскому бульвару, окаймленному двумя рядами высоких платанов. На стене одного из домов Норма заметила надпись аршинными красными буквами: «СВОБОДА РАВЕНСТВО РАДИОАКТИВНОСТЬ».

В просветах между высотными зданиями виднелись узкие полоски моря. В лучах заходящего солнца оно переливалось, как расплавленный свинец, и слепило настолько нестерпимо, что водитель опустил щиток. Норма закрыла глаза.

— Да, — произнес Барски.

— Что «да»?

— Да, в этом ресторанчике я тоже был тогда с женой, и мы вместе угощались дарами моря.

— Зачем вы мне об этом рассказываете?

— Вы же хотели об этом спросить?

— Нет, и не думала, — ответила Норма. — Понятно, что вы и прежде бывали в Болье. Откуда иначе вы знали бы об этом ресторанчике?

— И вам все равно, с кем я там был?

— Это меня не касается. Раз вы так расхваливаете их кухню, поедемте туда.

Барски искоса взглянул на Норму.

— Вы… — начал он.

Но она не дала ему договорить. Наклонившись к водителю, попросила:

— Сейчас ровно шесть. Я с удовольствием послушала бы новости.

— Сию секунду, мадам, — и он включил радио.

Сразу же раздался голос диктора:

— «Мы продлим наш мораторий на испытание атомного оружия до конца года, — сказал Горбачев в своем телевизионном выступлении. — В мире и без того достаточно оружия, чтобы уничтожить человечество… Спираль не должна развиваться, ибо это сделает невозможными переговоры…»

«Ситроен» резко свернул за угол. Барски привалился к Норме.

— Простите, — поспешил извиниться он, забиваясь в самый угол.

Норма не ответила. Достала темные очки и обратила лицо в сторону открывшегося перед ними моря. Белые бабочки-паруса уже разлетелись, исчезли.

7

Магнитофонная запись рассказа женщины, которая выступает в этой книге под именем Нормы Десмонд.