Ушли клоуны, пришли слезы…

— Голова вдруг закружилась. Поддержи меня!.. Да, так, покрепче, не то я сейчас упаду. Ерунда какая-то. — Он тяжело оперся на ее руку.

Норма сделала знак охраннику.

— Врача! — шепнула она. — Живо!

Охранник проложил себе локтями дорогу сквозь толпу собравшуюся у стойки, и исчез из виду. Буквально у каждой стойки собрались очереди, будто сегодня весь Гамбург куда-то улетал; ежеминутно из репродукторов доносились женские голоса, сообщавшие о прибытии и отправлении самолетов и называвшие чьи-то фамилии. Было душно, воздух спертый… Вестен негромко застонал.

— Тебе больно, Алвин?

— Нет.

— У тебя такой вид…

— Съел, наверное, какую-то дрянь. Нет здесь поблизости кресла или диванчика?

Она отвела его в левый угол зала, где в длинный ряд выстроились обтянутые искусственной кожей кресла. Ей помогал носильщик, который услужливо принял из ее рук чемодан Вестена. Наконец бывший министр удобно устроился в кресле.

— Дьявольщина! Что у меня со зрением? С чего вдруг здесь будет темно — наверняка зал залит светом! — Он мог вот-вот потерять сознание, но держался подчеркнуто прямо, подтянутый, как всегда. Но говорил с трудом. — Вот напасть-то! Отправляться к праотцам именно отсюда? Из этой бестолковой толчеи? Да и воняет здесь Бог знает чем. Нет, я свой уход из жизни представлял несколько более изящным.

— Алвин!

— А что, разве не правда? Такой конец — словно плевок в душу!

— Тебе так худо?

— Мелочи жизни… Неужели и пошутить нельзя? — проговорил он, выжимая из себя улыбку.

Вдруг он резко повернулся в сторону, и своевременно: его вырвало прямо в урну.

— Боже! Как мне неловко, — сказал он. — Извините меня. Я… — и его снова вырвало.

К ним подошел телохранитель. И сразу за ним врач в белом халате с двумя санитарами в серых брюках и серых рубашках. Один из них держал в руках складные носилки.

— Здравствуйте, господин министр. Моя фамилия Шрайбер, — представился врач.

— Кто вас звал? — обиделся Вестен. — Я в вашей помощи не нуждаюсь. Пожалуйста, возвращайтесь к себе, доктор Шрайбер.

И тут же обмяк, упав на спинку кресла. Сразу собралась группа зевак.

Господи, не дай ему умереть, взмолилась Норма в отчаянии. Не дай, Господи, умоляю тебя, умоляю!

Несколько минут спустя они с охранником сидели уже в «предбаннике» амбулатории аэропорта. Высокое и широкое окно выходило на летное поле, неподалеку от которого паслись овцы. В просторной комнате с желтыми стенами и стильной голубой мебелью рев садившихся и взлетавших лайнеров звучал не громче мурлыканья кошки. Стекло в окне звуконепроницаемое, подумала Норма. Как мне быть, если он умрет? Я не представляю свою жизнь без его помощи и поддержки. Ну да, ему восемьдесят три… Нет, даже подумать страшно! Он мне так нужен! Мне и многим-многим другим людям. И если добрые, смелые, умные и порядочные люди умирают куда чаще, чем всякие свиньи, мерзавцы, подлецы и сукины дети, если всегда умирают не те, пусть хотя бы он в виде исключения останется в живых, ради всего святого — пусть он не умрет!

Открылась дверь амбулатории, и перед ними вновь предстал доктор Шрайбер, мужчина среднего роста с добродушным лицом.

— Как?.. Что?.. — вскочила Норма.

— Ничего страшного, фрау Десмонд.

У Шрайбера был приятный мягкий голос, всем своим видом он внушал спокойствие и надежду.

— Не тревожьтесь. Господину министру много лучше.

— Но что у него было?

— В какой-то момент у него резко подскочило давление. Он что, много летал в последнее время? Или переживал из-за каких-то неприятностей?

— Да. И то, и другое.

— Я сделал ему два укола, — сказал Шрайбер, — и посоветовал немного полежать. А он сразу сел на диванчике. По-моему, он нервничает…

— Потому что вы не отпустили его сразу, — договорила за него Норма, а сама подумала: спасибо, спасибо вам, доктор! — Упрямый. Переубедить его невозможно!

— Вы с ним давно знакомы?

— Очень… помню, как он однажды, будучи еще депутатом, с вирусным гриппом и температурой сорок, разогнал всех близких, которые не выпускали его из дома, сел в машину и заставил меня отвезти его в бундестаг, где без всяких бумажек выступил с блистательной часовой речью. И это не единственный пример. Я всякий раз до смерти пугаюсь… А теперь ему не терпится сесть в самолет, правда?

— Да. Но это ему категорически противопоказано, — сказал врач. — Укол сразу понизил давление. Одних уколов мало. Ему придется дней десять провести в клинике. И никаких возражений!.. Если он полетит сегодня, я ни за что не ручаюсь. Пожалуйста, фрау Десмонд, помогите мне уговорить его!

— Сделаю все, что в моих силах.

— Спасибо.

— А где охранник?

— У него.

— Мне нужно успеть на самолет во Франкфурт, — сказал Алвин Вестен.

Прошло шесть минут, а он успел уже четыре раза повторить эту фразу. Причесанный и при галстуке, он сидел на узком диванчике как ни в чем не бывало. Перед ним стояли телохранитель, Норма и доктор Шрайбер.

— Что абсолютно исключено, — сказал врач с добродушным выражением лица. Свою мысль он в той или иной форме варьировал в шестой раз. — Вы уже не юноша, господин министр.

— Вы мне делаете комплименты.