Катя берет в слабо ощущающиеся руки пакетик, открывает и вытягивает мобильник. Она ждала от него какого-то особого тепла, как от родной ей вещи, но ничего такого не получает. Включает. Смотрит на угол, где висит теперь такой заметный грубый черный цилиндр камеры. Улыбается в объектив одним краем рта, потому что второй уголок губ ее не слушается.
Обнаруживает три смски от Ромы и одну от оператора. Оператор сообщает, что звонила мать. Плевать. А вот Рома…
Несвязно, но заставляет Катю заплакать. Она заходит на «вконтакте», листает новости, на этот раз бессмысленно смотря сквозь экран. Открывает личные сообщения и также смотрит насквозь, пустым взглядом опухших от слез глаз. Открывает почтовый ящик. Единственное письмо. И она знает, от кого оно. Не помнит, как набирала. Но знает.
«Не считай, что ты победила. Все впереди, дорогая. Все впереди»
Катя взвизгивает и швыряет со всего маху «айфон» в стену палаты, и он разлетается на несколько частей, и в палату вбегает ошеломленная медсестра, и Катя беззвучно ревет, открыв рот словно бы в крике, и медсестра поднимает осколки телефона, а Катя бормочет, пытаясь перекрыть собственные всхлипы.
- Господи, я просто хотела покоя и любви. Просто покоя и любви! За что все это?
Медсестра пожимает плечами. Уходит.
Гаснет свет.
Зеркало врет. Она убеждена. Выкидывает его вместе с пудреницей от Christian Dior в бетонную урну рядом с остановкой. Смотрит по сторонам. Город еще толком не проснулся, и его свежее, прохладное дыхание сообщает о том, что близятся осень и зима, а шансов для этого лета уже нет. В воздухе – мороз, табачная гниль, спазмы и боли. Она убеждена – здесь нечего искать. Она убеждена – пора домой. Но дома нет. Есть пристанище. Но и это ничего. Она сидит на холодном сиденье, не ощущая его прогрева теплом тела. Касается ладонью выступающей, как ей кажется, слишком сильно скулы. Проводит тонким пальцем по белесой коже. Закрывает глаза.
Она вспоминает все.