Судьба таджика и прочих Катю уже не интересует. Она всматривается в угол Невского и Садовой и даже успевает разглядеть ту самую девушку, но она уже заворачивает за угол, и Катя пытается побежать за ней, но колени ее жутко болят и кровоточат от ссадин, и дождевая вода заставляет их саднить еще сильнее, и Катя жалеет, что одела чертову юбку, а не пошла в джинсах, как собиралась изначально. Когда она с трудом доходит до угла, она видит лишь, что на Садовой девушки и след простыл. Опирается на стену здания, не обращая внимания на то, что это попортит состояние плаща. Случайно проводит рукой по карману и обнаруживает, что ножа в нем нет. Проверяет карман и, удостоверившись, что дырки в нем нет, понимает, что, должно быть, выронила его при падении или пока перебегала дорогу. Понемногу перестает плакать. Вытирает мокрыми руками мокрое лицо. Всхлипывает. Решает вернуться в метро и забыть обо всем этом ужасе.
В «Первой полосе» покупает бутылку воды с лимоном, извлекает две таблетки «нурофена» и глотает их пополам с жутко солеными слезами, которые снова брызнули и уже дотекли до рта. У нее болят колени. Руки. Голова. Она вся пропитана болью. Сейчас ей кажется, что боль всех возможных видов, кроме, разве что, зубной, так сильно развилась в ней, что, усиль ее чем-либо еще – каким-нибудь словом или делом окружающих, и она выплеснется на окружающих и станет деструктивной силой. Но ведь, на самом деле, это не так. Ведь Катя хорошая. Катя мухи не обидит. Катя добрая и отзывчивая, и только прикидывается иногда более грубой и пьет вино чтобы огрубеть. И курила для того же – чтобы показать большую стойкость ко всему, некую солидность. Ей необходимо выглядеть сильнее, потому что в ней слишком много слабости, которая выходит на поверхность в самый неподходящий момент. Она показала себя сильной, когда отказалась от отношений с тем, кого любила. Показала себя сильной, когда выдержала ночной марафон с работой в обнимку. Показала себя еще сильнее, когда смогла легко перешагнуть через закоренелую нравственность и предаться практически случайному сексу. Она никому не желает зла, но всем почему-то нужно ее довести. Она всем готова помочь – и помогала, стоило кому-то о чем-то попросить, - но никто не может помочь ей сейчас, когда ей так одиноко и трудно, когда в ее жизни слишком много незаполненной пустоты. Она ревет, утирает лицо салфетками, добытыми из глубин сумочки и старается не обращать внимания на взгляды окружающих.