Ускользающая метафора

Я поднялся с дивана, разделся и улегся в ванну. Еще раз прошелся по всему телу мочалкой с мылом, тщательно вымыл голову, почистил зубы, уши ватной палочкой, постриг ногти. Также побрился, хотя щетина еще не отросла. Заново переоделся в свежее белье. Надел свежевыглаженную белую сорочку из хлопка, парусиновые брюки цвета хаки со стрелками. Я старался предстать перед реальным миром как можно благопристойнее. Однако ночь еще не закончилась, за окном висел кромешный мрак. Такой, что начинало казаться, будто утро не настанет никогда.

Но утро вскоре настало. Я сварил кофе, поджарил тосты, намазал их маслом и съел. В холодильнике продуктов почти не оставалось. Всего пара яиц, скисшее молоко и кое-что из овощей. Я подумал, что днем необходимо съездить за покупками.

Пока я мыл на кухне кофейную чашку и тарелку – поймал себя на мысли, что давно не встречался со своей замужней подругой. Сколько времени прошло с нашей последней встречи? Без ежедневника точную дату я не припоминал, но, во всяком случае, – очень давно. Из-за того, что в последнее время сразу произошло немало событий (причем необычных и неожиданных), я даже не удосужился вспомнить, как давно она не выходила на связь.

Интересно, почему? Ведь обычно звонила как минимум дважды в неделю. «Ты как? Живой?» Я же звонить ей сам не мог. Номер сотового она не давала, а электронной почтой не пользуюсь я. Поэтому даже если мне захочется с нею увидеться, придется дожидаться ее звонка.

И в десятом часу утра – как раз когда я рассеянно думал о ней – раздался звонок. Звонила она.

– Мне нужно тебе кое-что сказать, – выпалила она, даже не поздоровавшись.

– Хорошо. Говори, – ответил я.

Я разговаривал с нею, опираясь на кухонную стойку. За окном постепенно расползались толстые тучи, до сих пор скрывавшие небо, и между ними робко проглядывало зимнее солнце. Погода улучшалась. Но звонок подруги, как мне показалось, не предвещал ничего хорошего.

– Я считаю, нам лучше перестать встречаться, – сказала она. – К сожалению.

Я не мог определить по одному лишь тону ее голоса, вправду она сожалеет или нет. Ее голосу явно не хватало интонации.

– Тому есть несколько причин.

– Несколько причин, – повторил я ее же слова.

– Для начала, муж начинает понемногу меня подозревать. Похоже, ощущает какие-то знаки.

– Знаки, – повторил я за ней.

– Когда возникает такая ситуация, женщины подают определенные знаки. Например, пуще прежнего следят за своим макияжем и внешним видом, меняют парфюм, садятся на жесткую диету. Я, конечно, старалась, чтобы такое не проявлялось. Но все равно…

– Вот как?

– Да и вообще – не годится, чтобы такие отношения продолжались до бесконечности.

– Такие отношения, – повторил я.

– В смысле – бесперспективные, без надежды на будущее, что как-то все разрешится само собой.

А ведь она права, подумал я. Наши отношения, по сути, – и «без будущего», и «неразрешимые». К тому же продолжать их слишком рискованно. Мне-то терять особо нечего, а у нее, в общем, приличная семья, две дочки-подростка, которые ходят в частную школу.

– К тому же, – продолжала она, – возникли неприятности у дочери. У старшей.

Старшая дочь. Если мне не изменяет память, успевает она хорошо, родителей слушается – спокойная девочка, не доставлявшая хлопот.

– Возникли неприятности?

– Просыпаясь по утрам, она не встает с кровати.

– Не встает с кровати?

– Послушай, перестань повторять за мной, как попугай.

– Прости, – извинился я. – А что это может значить – не встает с кровати?

– То и значит. Буквально. Уже недели две ни за что не встает с кровати. В школу не ходит. Валяется целыми днями в постели как есть, в пижаме. Кто бы ни пытался с ней заговорить, не отвечает. Приносим еду в постель – почти ничего не ест.

– К специалистам обращались?

– Естественно, – сказала она. – Обращались к школьному психологу, но толку никакого.

Я задумался. Но сказать мне было нечего. Ведь я даже ни разу не видел эту девочку.

– Поэтому, думаю, больше мы не сможем встречаться, – сказала подруга.

– Потому что ты вынуждена находиться дома и присматривать за ней?

– И поэтому тоже. Но не только.

Она больше ничего не сказала, но я примерно понимал, что́ у нее на душе. Она испугана и как мать винила во всем себя, наш с нею роман.

– Очень жаль, – сказал я.

– Но я сожалею куда сильнее, чем ты.

Может, так оно и есть, подумал я.

– Хочу сказать тебе напоследок одно, – произнесла она и глубоко вздохнула.

– Что же?

– Думаю, ты сможешь стать хорошим художником. В смысле – даже лучше, чем теперь.

– Спасибо, – сказал я. – Мне стало уверенней.

– Прощай.

– Удачи.