Ускользающий город. Инициализация (СИ)

— Сказал, значит. Я здесь, чтобы разобраться.

— Разобраться?.. Стойте, я ни в чем не хочу разбираться! — Инокентий подскочил с дивана и постарался выглядеть как можно более категоричным. — Убиваете извращенцев — флаг вам в руки, но меня не впутывайте. Наймите мусорщика, или кто там нужен…

— Нам нужен Судия.

— Ну, так найдите судью. Я-то здесь при чем?

Азария сложил руки в замок и устроился на диване поудобней.

— Нам нужен ты.

— Я? Почему я?!

Азария начал вдруг проявлять нездоровый интерес к узору дивандека. Повисло неловкое молчание. И тут Инокентия осенило:

— На меня у Бога какие-то планы?!

— Ты бы про судьбу ещё пролопотал, — усмехнулся Азария и оторвал взгляд от дивандека. — Мужик, после того, как Он вернул вам свободу, лафа закончилась. Сваливать ответственность больше не на кого. Дяденька с моржовыми усами был в иносказательном смысле прав. Для вас Бог умер.

Инокентий никогда не стал бы поддерживать тему, в которой не разбирается, но предатель-язык сам ляпнул:

— А как же ответственность перед своими творениями? Всепрощение, благодать…

— Тебе достаточно вот чего, — нахмурил брови Азария. — Однажды Он принял эстафету, но вовремя пришёл к выводу, что никто, кроме вас самих, не сделает вас лучше.

Инокентий сам не заметил, как уселся на пол.

— И кто же мы тогда, откуда взялись? От обезьян, что ли?

Азария вдруг рассмеялся. Так смеётся воскресный колокол, или весенняя капель.

— Знаешь, как мы называли вас до того, как узнали про Дарвина? Забавными существами. А после — забавными обезьянками.

Инокентий улыбнулся, хотя весело ему не было.

— Но то, что ты сейчас наговорил, не сходится с моим случаем!

— И в чем же? — с искренним любопытством вопросил Азария.

— Почему ты влезаешь в мою жизнь, если я свободен? — Инокентий попробовал выдержать космический взгляд собеседника, но сдался на первой секунде. Азария пожал плечами.

— В один прекрасный момент ты отказался от свободы. К тому же наш… пусть будет «отдел кадров»… разглядел в тебе потенциал. Поскольку работы ты лишился, мы настойчиво предлагаем свою.

— Вы всё подстроили! — ахнул Инокентий.

— Только без криков, ладно? Используй бритву Оккама. Батарейки окислились. Просто окислились. Тому есть масса причин, но ни в коем случае не происки небесных рептилоидов.

— Почему тогда будильник заработал сегодня?

— Я почистил батарейки, — не без гордости заявил Азария.

— Так я и поверил!

— Мне от этого менее фиолетово не стало. — Азария встал и расправил складки свитера. — Ну что, пошли?

— Куда это, «пошли»? — раздражённо переспросил Инокентий.

— На новую работу.

— А я дал согласие?

Азария вздохнул.

— Мужик, я же сказал: в один прекрасный момент ты отказался от свободы. Так что давай решим это по-хорошему.

— А если я откажусь?

Инокентий так и сидел, глядя на Азарию снизу вверх. В космических глазах ангела вспыхнуло нечто, отдалённо напоминающее озорство. Словно сверхновая разразилась искрящейся кометой.

— Тогда я начну донимать тебя, и рано или поздно тебя увезут в Гоголевку. Но не переживай, я и там не отстану, пока не получу согласия. Либо пока ты не откинешься. — Ангел рассмеялся, глядя, как Инокентий изменился в лице. — Да не бойся ты! Что-то мне подсказывает, до психушки дело не дойдёт.

— И какая мне выгода на вас работать? — обречённо спросил Инокентий.

— Началось… Ну смотри: свободный график, интересный коллега, — «это он про себя, что ли?» — плюс, фирма оплачивает квартиру и основные жизненные потребности. Работа по своей специфике является прямой дорожкой к спасению души. В отличие от обычных людей, которые понятия не имеют, как её достичь, тебе надо просто следовать указаниям и не рыпаться. Каково, а?

— В чем подвох?

— Ты окончательно лишишься простой человеческой свободы, — без обиняков сообщил Азария. — Ты как, в деле?

Судия. Две визитки

От сырости однотипные коробки домов казались ещё серей и безжизненней. Инокентий следовал за Азарией по знакомым переулкам и росчеркам нечёсаных аллей. Солнце серебрило антенны на крышах, оседало хлипким теплом на куртках, плащах, полушубках и хлюпающей под ногами воде. В тени ещё таились остатки зимы: снег и холод, мрак и немое упрямство.

Азария шлёпал сандалиями по коричневым лужам и болтал, что поэты способны выразить в паре строчек то, о чем одни пишут многотомные талмуды, а другие переводят километры киноплёнки. Люди свободно проходили сквозь него, а иногда, забывшись, ангел «срезал» дорогу через углы и целые здания.

— Вижу, хочешь спросить, — заявил он, прервав на полуслове свои разглагольствования о постмодерне, интернете и симулякрах.

— Читаешь мысли?

— Делать мне нечего. Читаю лица, на которых всё написано.

Инокентий помедлил и сказал не то, о чем думал:

— Ангелы испытывают голод?

— А, лапша, — хмыкнул Азария. — Нет. Мы даже не совсем материальны. Ощущения просто забавные. Ваш мир вообще полон забавных обманок. Как там у «Мотороголовых»? All you see is illusion, and all you feel is mute confusion.

— «Мотороголовые»? Рокеры какие-то?

— Я слышу пренебрежение? За грохотом у них прячутся дельные мысли. Иногда.