Ускоряющийся лабиринт

— Какое милое платье, — включилась в разговор миссис Аллен, протягивая руку и прикасаясь к хрустящему волану на Ханнином рукаве.

— Благодарю, — Ханна вновь вытерла лоб платком.

— Ты себя хорошо чувствуешь? — спросил Освальд.

— Не вполне.

— Что ж твой отец ничего мне не сказал? Я бы захватил микстуру.

— А, Аннабелла, вот ты где!

— Да, я тут.

— Дядюшка Освальд, позвольте представить вам мою подругу Аннабеллу. Аннабелла, это мои дядя и тетя.

— Очень приятно познакомиться, — сказала Аннабелла и сделала реверанс.

— Взаимно, — кивнул ей Освальд. Его жена едва заметно присела в реверансе, не переставая потягивать вино.

— Дядюшка, вы нам позволите вас оставить?

— Конечно.

Ханна и Аннабелла под руку удалились.

— Что-то мне совсем плохо, — сказала Ханна.

— Ты очень горячая.

— Солнце слишком яркое.

— Послушай, а он тут?

Ханна попыталась заглянуть в исполненное нетерпения лицо подруги, однако белое платье Аннабеллы буквально ослепило ее ярким, бьющим прямо в глаза светом. Она вновь вытерла лицо.

— Да. Ты еще не видела их с братом? Они же здесь на голову выше всех.

— И который из двух — он?

— Что? Да вот же он. Тот, что красивее. С волосами.

— Ах да. Брюнет, как ты и говорила.

Ханна содрогнулась от страха перед тем, что ей предстояло сделать. Она была настолько слаба, что могла и не выдержать. Сейчас, сегодня, в этом самом месте ей предстоит с ним говорить. И ей просто необходимо было собраться с силами.

— Мы к ним подойдем? — спросила Аннабелла.

— Да, наверное, — ответила Ханна. И спасло ее лишь появление отца, который взял Аннабеллу за руку и с восхищенной улыбкой отвел руку в сторону.

— Очаровательно! — сказал он. — Вы просто обязаны познакомиться с другими гостями. Карлейли прислали письмо с извинениями, однако остальные вроде как уже здесь. Пойдемте же. И ты тоже, Ханна.

И Ханна пошла вслед за ними. Она спиной, не глядя, чувствовала, где стоит и что делает он: так животное знает, где его хозяин.

Боксер Байрон услышал голоса и заковылял в их сторону, загребая больной ногой. И вот он увидел их, увидел, что они творят, как опошляют истинную любовь. Перед его взором предстали молодые, которых связали, словно преступников, суровыми узами закона — и теперь они сидели среди людей, отнявших у него Марию. Он поспешно захромал к ним, покачивая плечами.

Между Фэйрмид-Хауз и садом он приметил санитаров, которым приказано было его не пускать. Поэтому он стоял поодаль и ждал, пока кто-нибудь из них не отвлечется. Вот к одному подбежала маленькая девочка, принесла пирожное, и пока он отошел вслед за ней на несколько ярдов, Байрон устремился в образовавшуюся лазейку.

Проталкиваясь сквозь прохаживающихся гостей, он взялся разыскивать доктора, сообщая об этом всем и каждому. И доктор не замедлил найтись.

— Где Мария? — набросился он на доктора.

— Джон, — произнес доктор, — вам не следует здесь находиться.

— Где Мария?

— Сейчас не время. Вы должны уйти. У моей дочери свадьба. — Он поманил к себе одного из санитаров.

— У вашей дочери? А моя дочь — Вики, ваша королева! И что вы мне на это скажете? Я требую вашего повиновения!

— Джон, вы должны уйти.

— И как вы меня заставите? Слушайте же и повинуйтесь! Где Мария?

— Джон…

Байрон прочел на лице доктора непреклонное нет, увидел закрытую дверь, которую немедля решил вышибить ударом кулака. Но не попал. Доктор сделал шаг вперед и под взглядами гостей попытался обхватить поэта, прижав его руки к бокам. Байрон высвободил одну из рук, ухватил с чьей-то тарелки кусок пирога и в ярости стиснул его изо всех сил. Начинка так и брызнула у него между пальцев. Остатки он попытался швырнуть доктору в лицо и вытереть пальцы о его самодовольную рожу. Доктор зажмурился и запрокинул голову. И тут появился Уильям Стокдейл. Он схватил Байрона за руки и на миг оторвал его от земли. Опустив поэта обратно, Стокдейл заломил ему руки за спину и скрутил.

— Прошу вас, уведите его.

— С удовольствием, доктор.

— В Лепардз-Хилл-Лодж… с каждым днем все хуже и хуже… — Отряхивая одежду, он обернулся к гостям, избегая укоризненного взгляда Доры. — Ничего страшного, — сказал он. — Ничего страшного.

Чарльз Сеймур наблюдал за происходящим со стороны с надменностью аристократа. Когда суматоха улеглась, он прислонился к стене, склонив набок голову, лениво вращая вино в бокале и едва заметно улыбаясь остальным гостям. Ханне пришлось направиться к нему по просьбе отца, который так настойчиво добивался его присутствия на свадьбе. Аннабелле он тоже предложил побеседовать с юным наследником. Несомненно, добавил он с грубой галантностью, она произведет на него впечатление. Ханна злилась. Время шло, а поговорить с Теннисоном ей так и не удалось. И кроме того, она больше не чувствовала себя ни цветущей, ни привлекательной. Вся мокрая, бледная, полуслепая, комкает в руках платок и щурится — вот какой она сейчас, должно быть, выглядит со стороны. Не успели они подойти к Чарльзу Сеймуру, как мимо прошел Теннисон, и Ханна, ловя момент, окликнула его:

— Мистер Теннисон!

— Да-да, — ответил он, — добрый день!

Аннабелла сжала ей локоть, потом еще и еще, пока Ханна наконец не поняла.