Услада душ, или Бахтияр-наме

И вот ювелир отбирал редкостные жемчужины и сверкающие каменья, рассказывая при этом падишаху смешные истории и занимательные сказки. Падишаху он понравился своею образованностью и высокими нравственными качествами, и тот заказал ювелиру инкрустированные венцы, редкостные пояса и другие диковинные изделия.

Ювелир пробыл в той стране целый год. Каждый месяц Шах одаривал его халатом и посылал ему за труды вознаграждение сверх ожидаемого. Но как ни благоприятствовала ювелиру судьба, как ни сопутствовало ему счастье, его непрестанно угнетали думы о жене и ребенке.

Разлуки, друг мой, берегись!
Давно расстался я с Лейли.
О если бы сердца могли
Сей дальний путь преодолеть!

И случилось так, что жена ювелира родила двух мальчиков-близнецов, похожих на две жемчужины. Прекрасные дети казались двумя счастливыми светилами и жемчугами из двух морей. Они были парными жемчужинами, двумя сверкающими каменьями, симметричными ветвями и двумя блестящими звездами. Жена отправила к мужу письмо с радостной вестью что, мол, всевышний и всеславный господь даровал нам двух сыновей, похожих на нарциссы. Каждый из них соразмерен телом, а лицом – словно нежная весна. Одного, мол, я назвала Рузбехом, а другого – Бехрузом.

С тех пор отца не покидала дума о сыновьях. По истечении года он приготовился в путь на родину и попросил у шаха разрешения ехать, но получил отказ. Тогда ювелир рассказал о жене, сыновьях, о желании видеть их.

– Вели доверенному человеку привезти их сюда, – отвечал падишах, – и получи из казны с избытком расходы на их переезд.

Ювелир поразмыслил и сказал:

– Хотя благоволение шаха безмерно и милости безграничны, но служение царям таит опасность. Говорят же: «Знайте, что цари гневаются при невыполнении их прихотей и не считаются ни с чем, когда рубят головы».

Служение царям таит в себе угрозу,
Но ради выгоды нельзя пить собственную кровь!
Пусть славен ты умом в подлунном мире –
Червя безумия в себе остерегись.

Трудно расстаться с детьми, с домом, с любимым инструментом. Если у кого-либо дела на чужбине даже пойдут в гору, если даже он достигнет своих желаний и цели, но не получает известий со своей родины, то его радости – все равно что разведенная жена. Родной дом и друзей невозможно покинуть навеки, нельзя отторгнуть сердца от родины, от братьев, от места, где рос.

Родная та земля, чья пыль
К моей впервые прикоснулась коже.

Когда Аммар Ясир бежал из Мекки в Медину, то господин всех людей – да будет мир ему и да благословит его Аллах! – после первых приветствий спросил о Мекке:

– В каком состоянии ты покинул Мекку и ее долины.

– Деревья в Мекке зазеленели, – отвечал Аммар Ясир, – воды прозрачны и воздух чист.

– Да успокоятся сердца! – сказал пророк. – Не говори больше о красотах Мекки, ибо огонь в моем сердце еще № улегся.

Одним словом, ювелир решил: «Я подожду еще несколько дней. Может быть, шах сжалится над моими детьми, смилуется над моим сердцем и душой и разрешит мне вернуться к семье и детям».

Ювелир пробыл у шаха еще два года. Жена его в разлуке проливала слезы, дни и ночи рыдала в смирении и покорное!

О удод! Ты отсутствовал долго средь нас,
Принеси же нам добрую весть из Сабеи.

Ювелиру стало стыдно перед далекой женой, а сыновьям, росшим без отца, уже исполнилось по три года, и отцу стало невмоготу выносить разлуку. Он вновь обратился письменно к падишаху, рассказывая о своих горестях. Шах ответил:

– Ни за что не разрешу тебе уехать! Отныне всю жизнь тебе надлежит исполнять мои поручения и жить под сенью нашего благоволения.

И бедный ювелир пробыл у падишаха еще три года в почете и уважении. Он проводил время, словно Якуб, в доме горестей и разлуки и, словно Аййуб, сеял семена терпения, насколько это было в его силах.

Еще три года прошло, и от коловращения судьбы чаша с ядом разлуки переполнилась, и страдания от жизни на чужбине лишили птицу радости крыльев. Сыновья его меж тем уже научились читать Коран и каждую неделю отправляли отцу письма, полные скорби, словно послания влюбленных, описывая страдания сыновней любви и огорчения от разлуки.

Написал я ему, что разлука легла между нами
И страдает в разлуке душа.
Недоступный для взора, живешь ты
Среди горестных вздохов моих.