Условие. Имущество движимое и недвижимое. Разменная монета

В подъезде Феликс рывком притянул к себе Суркову, впился ей в губы. Взгляд её на мгновение сделался изумлённым, потом затуманился. С закрытыми глазами она оплывала в его руках, как свечка. Феликс не знал, зачем ему это? Что за непотребная лихость? Это же гнусно, недостойно — целовать Суркову с холодной душой, из одного лишь желания проверить давнее Серёгино предположение. Феликс подумал, решившись не бросать Наташу, он, как ни странно, сделался хуже: злее, циничнее, равнодушнее. Оставив растерявшуюся Суркову в подъезде, Феликс выбежал на улицу. Под ногами хрустели, дробились тонкие кружевные лужицы. Чистейшее синее небо казалось стеклянным. Он решил: если Наташа не позвонит сегодня и завтра, послезавтра он поедет к ней в общежитие. Через три дня намечался школьный вечер. И хоть два эти события никак не были связаны, Феликсу отчего-то непременно хотелось съездить к Наташе до вечера.

Наташа не позвонила.

С тяжёлым сердцем Феликс вернулся после занятий домой, переоделся. Хотя, наверное, можно было ехать и в школьной форме. В комнате Феликса Наташа видела учебники, тетради «ученика десятого „Б“ класса Кукушкина Ф.». Тут раздался звонок в дверь. Мать так рано не могла приехать с работы. Отец в последнее время появлялся дома редко, а с понедельника вообще уехал в Дом творчества. «Должно быть, Белкин, сволочь, хочет трояк занять», — подумал Феликс. На пороге стоял Клячко. Феликс молча уставился на него. Они расстались полчаса назад.

— Не рад? — ухмыльнулся Серёга.

— Чему? — Феликс мрачно заступил порог.

— Я что думаю, — Серёга плечом отодвинул его, вошёл в прихожую. — Надо пригласить на вечер нормальных девочек. С одноклассницами со скуки сдохнем.

Серёга, как всегда, был чист, ухожен. Во внешнем виде, в одежде он не терпел небрежности. В сходящем ныне на нём молодёжном стиле: длинных волосах, круглых железных очках, повальном увлечении музыкой ценил единственное — доступность девиц. Длинноволосые же, грязноголовые ребята в дрянных залатанных джинсишках вызывали у него отвращение. Клячко мог подраться с человеком, если тот был не так одет, от него пахло козлом и при этом ещё он имел неосторожность сказать что-то не так. Серёга плевать хотел, как там в Англии или в Америке. Чужд ему был, в привычном понимании, и конфликт отцов и детей, настолько далёк был Клячко от своих родителей. Это, однако, не помешало ему их задавить — дома Серёге никто и слова сказать не смел. Он представлял новый — спортивно-напористый — молодёжный стиль, в отличие от прежних непротивленцев, не чурающийся некой репрессивности. Эти ребята себя в обиду не давали. «С одной стороны, такие, как Серёга, — подумал Феликс, — с другой — хулиганьё в цепях, с гребнями, которым сам чёрт не брат. В сущности, между ними нет разницы. А я… Я безвольное дерьмо!»

— Ты зачем пришёл? — спросил Феликс.

— Ну-ну, — потрепал его по плечу Серёга, — успокойся. Ничего не говоришь, ходишь, как Раскольников с (топором, А мы, между прочим, друзья. Как там у тебя с этой… как её… Надей?

— Никак! Прямо сейчас собираюсь к ней ехать.

— Зачем? Если не секрет, конечно. Она звонила?

— Нет.

— Зачем же едешь?

Феликс подумал, откуда в Клячко эти превосходство, уверенность в себе? Умение навязать собственную волю. «Он сильнее меня, — подумал Феликс, — только сила его какая-то… недобрая. Не за справедливость он!»

— Я поеду к ней прямо сейчас, — повторил Феликс, — и поеду один.

— Как знаешь. — Серёга знал, когда отступить, чтобы вышло по его. — Но учти, в таких делах одна голова хорошо, а две лучше.

— В таких нет, — усмехнулся Феликс.

— Дурак! — не выдержал Серёга. — Ты не знаешь этих лимитчиц. Они же спят и видят, чтобы здесь зацепиться. Это же шпана, с бритвами ходят. Куда ты лезешь? Приедешь, а у неё какие-нибудь жлобы сидят, они тебя на куски разрежут и в форточку выбросят!

Поехали вместе.

В метро — на эскалаторе, в залитом жёлтым светом вагоне — было угрюмо: грязные полы, тусклые потолки, уставшие, серо одетые люди, узловатые, натруженные руки. Жизнь казалась могучей чёрной рекой, изменить течение которой невозможно. До сих пор Феликс бегал с прутиком по солнечному берегу, чертил по текущей своим путём чёрной воде вензеля. Нынче предстояло ступить в воду. Феликса охватывала дрожь. К тому же Клячко раздражал своей спортивной беззаботностью. Он не мог спокойно стоять на месте — подпрыгивал, подтягивался на вагонных поручнях. Феликс увидел в чёрном стекле напротив собственное отражение — всклокоченный, плечи опущены, руки болтаются как плети. «Неужели мне уже не быть таким?» — посмотрел на Серёгу, и ему сделалось навзрыд, до боли жаль себя.

Выйдя из метро, долго ждали автобуса. Погода испортилась. Поверх луж ложился снег. Ветер пробирал до костей.

Общежитие оказалось длинным двухэтажным зданием, вытянувшимся вдоль огромной, как озеро, лужи. По ней вольно ходили волны. Феликс и Серёга козлами проскакали по тонущим дощечкам. Феликс, естественно, промочил ноги.

На входе сидела одышливая краснолицая вахтёрша.

— Чего? — недружественно уставилась она на друзей.