Условия абсолютного добра

Деятели царства злых сил также могут вступить в сотрудничество с человеком, столь интимное, как будто они стали частью тела его. Всякая злая мысль, всякая дурная страсть тотчас же привлекает к себе деятелей, которые являются пособниками для осуществления ее. Творения христианских подвижников, аскетов полны тонких наблюдений над различными «приражениями» бесов. Также и художественная литература дает живые изображения сочетания злой силы с силами человека для осуществления дурного дела. Вл. Соловьев объясняет фантастическое в поэзии тем, что «все происходящее в мире, и особенно в жизни человеческой, зависит, кроме своих наличных и очевидных причин, еще от какой‑то другой причинности, более глубокой и многообъ^млю–щей, но зато менее ясной». Но подлинно фантастическое никогда не является в обнаженном виде. Его Явления никогда не должны вызывать принудительной веры в мистический смысл жизненных. происшествий, а скорее должны указывать, намекать на него. В подлинно фантастическом всегда оставляется внешняя, формальная возможность простого объяснения из обыкновенной всегдашней связи явлений, причем, однако, это объяснение окончательно лишается внутренней вероятности. Все отдельные подробности должны иметь повседневный характер, и лишь связь целого должна указывать на иную причинность»*.

Достоевский, как подлинный художник, изображает соучастие злой силы в преступлении Раскольникова именно так, что оно не является «в обнаженном виде», однако явственно усматривается теми, кто знает сложность строения мира и переплетение в каждом событии разных планов бытия. Когда у Раскольникова сложилось убеждение, что необыкновенные люди имеют право на преступление, в его душе явилось то слабое место, в котором его воля и ум как бы спаялись с волей злого духа и стали послушно следовать за ним, подстрекаемые к тому же всей совокупностью внешних впечатлений, как бы услужливо подсовываемых какой‑то невидимой рукой. Побывав в первый раз у ростовщицы и заложив

_______________

*Соловьев Вл. Предисловие к «Упырю» графа А. К. Толстого//Собр. соч. Т. 8. С. 410.

203

у нее золотое кольцо, Раскольников сразу почувствовал к ней непреодолимое отвращение, и «странные мысли» стали наклевываться в его голове. Он зашел в трактир поесть и тут же услышал беседу студента с офицером об этой самой процентщице. Студент, рассказывая о ее богатстве, жадности и низменном характере, заявил: «Я бы эту… старуху убил и ограбил, и уверяю тебя, что без всякого зазору совести»; по его мнению, это было бы даже общественно полезное дело. Раскольникову показалось странным, «почему именно сейчас, как только он вынес зародыш своей мысли от старухи, как раз и попадает он на разговор о старухе». «Этот ничтожный, трактирный разговор имел чрезвычайное на него влияние при дальнейшем развитии дела: как будто действительно было тут какое‑то предопределение, указание…» (I, 6).

Через месяц, когда план убийства уже сложился в его уме, он услышал на Сенной площади разговор торговца с сестрой процентщицы Лизаветой Ивановной и узнал, что на следующий день в семь часов вечера Лизавета уйдет из дому, следовательно, ростовщица останется в квартире одна. Всем своим существом он «вдруг почувствовал, что нет у него более ни свободы рассудка, ни воли и что все решено… окончательно» (I, 5).

Вырабатывая план убийства, он все время колебался и сомневался в выполнимости его, но «последний… день, так нечаянно наступивший и все разом порешивший, подействовал на него почти совсем механически: как будто его кто‑то взял за руку и потянул за собой, неотразимо, слепо, с неестественной силой, без возражений» (I, 6). Все дело чуть не расстроилось потому, что в кухне сидела прислуга и топора нельзя было взять. Однако тотчас же случай подсунул Раскольникову в руки другой топор. Когда он, растерявшись, стоял под воротами против отворенной темной каморки дворника, «из‑под лавки… что‑то блеснуло ему. в глаза». Это был топор, которым Раскольников и воспользовался. «Не рассудок, так бес!» — подумал он (I, 6). Понятно поэтому, что, когда Соня сказала: «От Бога вы отошли, и вас Бог поразил, дьяволу предал», Раскольников ответил: «Я ведь и сам знаю, что меня черт тащил». На разные лады повторяет он эту мысль и говорит: «Я себя убил, а не старушонку… А старушонку эту черт убил, а не я»… (V, 4).