Закинув за голову обнаженные руки, женщина глядела на него улыбающимися маслянистыми глазами. Волосы, черневшие под мышками, больше не смущали Чена. -- А ты прелесть,-- томно прошептала мадам Цзинь, любовно поглядывая на Чена. Чен не мог скрыть радостного самодовольства. Но все-таки сердце у него сжалось от страха, когда мадам Цзинь обвила его шею полной рукой и снова зашептала: -- Ну как, возьмешься? Заработок пополам! Покупай тогда хоть весь продовольственный склад. Чену показалось, что за минуту безумного наслаждения у него отнимут все. -- ... Не можешь решиться? Глаза женщины манили, приказывали, глубокий голос обладал неизъяснимой силой. - Может, подождешь? -- убито спросил Чен.-- Я не выдам вас, если даже не решусь. - Да что ты, я тебе верю. Разве я пошла бы с тобой на это?.. Она стиснула Чена и прижала к себе, издав воркующий смешок. Его снова захлестнула волной и унесло, а женщина обжигала его своим дыханием и что-то шептала изменившимся голосом. Мадам Цзинь хорошо знала свою профессию. И думала она сейчас не о Чене. Мужчина с глубоким ножевым шрамом на щеке недавно спросил ее: - Хочешь в компании со мной зашибить деньгу? - Увезти здешних баб и продать? Нет, на это меня не поймаешь. - Не баб, дура, а мужиков,-- объяснил он. - Шахтеров, что ли? - Ими я тоже занимаюсь, но там ты мне не нужна, у меня есть заручка -- японец один в отделе рабсилы. Я о другом... Цзинь остановила долгий взгляд на смуглом лице, изуродованном глубоким шрамом. -- За колючей проволокой? Мужчина кивнул. У нее заколотилось сердце. Она вспомнила. Когда они ходили в бараки к спецрабочим, высокий бледный человек, похоже, самый главный у них, вывел ее за дверь, в ночную темень и стал с ней болтать, выспрашивая как бы между прочим о дорогах и деревнях вокруг Лаохулина. Потом сказал: -- Ну, спасибо. Очень приятно было поговорить с тобой. Ведь мы тут живем, ничего не зная, что на воле творится. И собрался уходить. Цзинь рассердилась. Она сюда "работать" пришла, а не болтать. Мужчина спохватился и, отдавая ей специальный талон, выданный отделом рабочей силы, сказал: -- Извини, пожалуйста, что задержал тебя. Мне хотелось только поговорить. "Чудак!" -- подумала Цзинь. Глаза у этого человека в полутьме сияли холодным блеском. Не сальные, не мутные от похоти. В такие глаза ей еще не доводилось смотреть... Что-то затаил этот человек, подумала тогда мадам Цзинь. -- Ты сбежать хочешь, да? -- инстинктивно понизив голос, спросила она его. Мужчина улыбнулся, потом, словно размышляя, сказал: - Наверно, это все-таки возможно... - Хочешь помощь получить? - Не на кого надеяться. Платить нечем. -- Да, конечно. Задаром на такое опасное дело никто не пойдет,-- нарочно подзадоривая, ввернула она. - Ты права. Здешние китайцы кормятся японскими объедками. А тебе спасибо за доброе слово. - Высоко себя ставишь! -- зло усмехнулась мадам Цзинь.-- Объедки! Сам-то не лучше, сидишь тут и ждешь, пока японец кусок тебе кинет. Что, неправда? Он пожал плечами. Вот тогда она и заговорила о проволоке. -- Куда вы денетесь? -- сказала она.-- Опутаны колючей проволокой по рукам и ногам, пальцем не шевельнете... Мужчина усмехнулся и сказал, что страшна не проволока, а электрический ток. Ток включен человеческой рукой -- значит, человек его и выключить может. - Ничего у вас не получится, как ни старайтесь,-- махнула рукой Цзинь.-- Под какой звездой человек родился, так ему и жить: одному счастливо, другому несчастливо. Вас забросили за колючую проволоку, а мне судьба в грязи валяться. Слаб человек. Толкнет его жизнь: "Иди сюда!" -- он идет; "Иди в другую сторону!" -- он в другую идет. Так и живут люди... - Не совсем так,-- тихо и спокойно возразил мужчина.-- Человек может стать очень сильным, если сумеет понять причины своего несчастья. А понять их можно... Мадам Цзинь усмехнулась. -- Ты прямо как учитель в школе... А я рассуждаю просто: беда наша в том, что нам все время жрать надо. Утром наелся, сыт, а к обеду снова проголодался... Мужчина рассмеялся, но добрым, светлым смехом. -- Вот на это наши взгляды сходятся. Согласен. Понимаю. Но теперь и ты должна понять, что надо сделать с колючей проволокой и с этим "иди туда", "иди сюда". Она не нашлась, что ответить. Не приходилось ей раньше вести такие разговоры с мужчинами. Непонятный какой-то, чудак... А все-таки приятно -- говорит с ней как с человеком. Охваченная непривычным чувством, она молча смотрела на него. -- Мы еще увидимся! -- И, легко сжав ее руку, человек скрылся в темноте. Цзинь узнала, как зовут этого чудака: Ван Тин-ли. Так назвал его очередной рабочий, которому она досталась. Уткнувшись ей в грудь лицом, он со слезами вспоминал далекий дом и робко прижимался к ней своим исхудалым телом. Когда один за другим к ней пришли и ушли еще пять, она поняла, что их прерывающееся дыхание и стоны, похожие на всхлипывание, выражают совсем не похоть... Когда в десять часов вечера свет мигнул три раза и женщины вышли из бараков, перед ней снова появился этот Ван. - Ну как, надумала? - Пока не возьмусь. Но подумаю.-- И она добавила, зло блеснув глазами: -- А не боишься, что выдам? За донос, наверно, дадут чего-нибудь! - Поступай, как знаешь,-- тихо сказал Ван.-- Можешь добить лежачих -- нас шестьсот человек... И в свете тусклого фонаря она увидела бесстрастную улыбку на его лице. Мужчина со шрамом на лице ждал ответа. А она все вспоминала разговор с Ваном. - Опасное дело. Если попадемся,-- она жестом показала, как рубят голову. - Это без тебя знаем. Если вывести отсюда спецрабочих и продать на другой рудник, знаешь, сколько можно заработать! -- горячо уговаривал он.-- Скажем, что привезли из Шаньхайгуаня получим вознаграждение за вербовку, опять же дорожные. Пожалуй, по двадцать пять иен с головы наберется. А если скажем, что выдали им аванс по десять иен, то будет уже по тридцать пять иен! Сотню уведем - и три с половиной тысячи в кармане! Соглашайся. Устроишь все, как надо,- половина твоя. Полторы тысячи иен! Какие деньги!.. Цзинь закрыла глаза. Полторы тысячи мужчин -- вот что такое для нее эти деньги! -- А что надо сделать? Мужчина усмехнулся. -- Самое лучшее -- вот так! -- Он нажал пальцем ей на сосок.-- Раз -- и ток выключен. Цзинь хихикнула, поежившись от щекотки. - Жалко их продавать... -- сказала она, вспоминая чистый взгляд Вана.-- Голодные, шатаются от слабости... - Меня не разжалобишь, не пытайся. Не на такого напала,-- зло сказал мужчина.-- Их все равно убьют. Ты уж поверь мне. Разве япошки оставят их в живых? А мы уведем их из плена, им же лучше будет. И сами поживимся. Немного рискованно, конечно. Ну да я к этому привык. Вообще-то я в сговоре с одним японцем орудую. А это дельце мы с тобой вдвоем сварганим. Цзинь долго разглядывала сухое, дерзкое лицо этого человека. - Откуда у тебя такой шрам? - Не от праведных дел,-- ответил он, проведя рукой по шраму.-- Нелегкий хлеб ел... Ну так как же, согласна? Цзинь не ответила. Ощерившись, он больно ущипнул ее. -- Пойдешь. Ты баба хитрая. ... Может, она и не хитрая, но без риска не проживешь. Прижав к себе юношеское тело Чена, такое непохожее на тело того страшного человека со шрамом, она еще раз спросила: -- Трусишь? Почему-то в это мгновение в его памяти мелькнуло лицо Митико. "Стыдно, Чен! Не поддавайся соблазну!" --укоряли ее глаза. Но, прильнув к пышной груди мадам Цзинь, Чен отмахнулся от этого видения.