Условия человеческого существования

Пикники устраивались уже несколько раз с интервалом в два-три дня. Все сходило пока благополучно. Однажды Кадзи взял с собой и Чена. Во время перерыва Кадзи спросил его: - Как себя чувствует мать? Все еще плоха? - Так себе, все болеет,-- стараясь не глядеть на Кадзи, ответил Чен. - Все еще просит белой муки? Чен мельком взглянул на Кадзи и тут же опустил глаза. Он стал рисовать на земле чайникоподобную голову хозяина пампушечной, лицо складского сторожа, фигуру мадам Цзинь. Затем все стер. - Она уже смирилась! -- очень тихо ответил Чен и чуточку покраснел. (С того дня пампушечник давал ему муку, хоть и понемногу.) - Тогда я был виноват. Ты меня прости. Ты, наверно, решил, что мне нельзя доверять, что у меня слова расходятся с делом? У Чена сильнее забилось сердце, он опять мельком посмотрел на Кадзи. - Я иногда несдержан, я это знаю. - Да что вы... Теперь слишком поздно, он уже совершил непоправимое. Если Кадзи узнает, что он наделал, ему не сдобровать. Некоторое время оба молчали. В бездонном синем небе молодо сияло солнце. Кадзи внезапно сказал: -- Я недавно просматривал списки служащих-китайцев. Оказывается, Чао из трансформаторной учился с тобой в одной школе! У Чена от испуга запершило в горле, и он проглотил слюну. - Да. - Вы, верно, друзья? - Да. Немного подумав, Кадзи спросил: -- Интересно, кто тогда выключил ток? Чен отвернулся. Этот Кадзи обязательно заметит, что кровь прилила к его щекам! Люди ведь не могут испариться,-- продолжал Кадзи.-- В тот вечер дежурили японец Акияма и Чао... - Вы думаете, это Чао? -- глухо спросил Чен. Сердце у него забилось сильнее. С рассеянным видом, словно вглядываясь вдаль, Кадзи сказал: -- Скажи ему, чтобы он больше этого не делал. Чен решился было во всем признаться, но Кадзи уже встал. -- Ну, давай работать.

10