Условия человеческого существования

Лицо Окидзимы стало багровым. Все, что подспудно копилось в душе, сейчас рвалось наружу. Он вспомнил свой разговор с Кадзи после капитуляции Италии. Многие японцы были уже тогда уверены в поражении, но многие еще надеялись… Но к чему оправдываться? Его не поймут…

— Простите, — сказал Окидзима, внезапно меняя тему разговора, — это у вас след от пули?

— Да.

Своими ясными глазами Фан посмотрел на Окидзиму.

— Вы долго были на фронте?

— Да, долго.

— В таком случае вам трудно будет понять… — Окидзима тяжело вздохнул. — Вам не понять, что мы были отщепенцами среди своих. Ваш путь не был таким противоречивым, поэтому вы сохранили чистоту души. И жизненная цель у вас не была связана с изменой родине. Больше того, она являлась оправданием вашей жизни. Потому вы и шли прямой дорогой. Мы же — совсем другое дело. Мы могли иметь прекрасную цель, но почти всегда она была сопряжена для нас с большими жертвами. И это коверкало нас.

— И все-таки я постараюсь понять вас, — сказал Фан, постукивая карандашом по чистому листу бумаги. — Но поймите и вы, что подобное объяснение не может служить оправданием военных преступлений.

— А я и не собираюсь оправдываться. Просто боялся слишком лобового подхода с вашей стороны.

— Хорошо, обещаю вам этого не делать. Однако факты неумолимы. И вот один из них: господин Кадзи отвечал за пленных, но поскольку они продолжали побеги, он решил в назидание другим… как это будет по-японски… сфабриковать побег, чтобы предать их в руки жандармов. Вы знали об этом?

Окидзима посинел от бешенства. Так вот что имел в виду Окадзаки, говоря, что он про него ничего плохого не говорил.

— Кто сочинил такую версию? Кадзи никогда этого не делал и даже в мыслях этого не имел. Бежавшие спецрабочие действительно были схвачены, но не мной и не Кадзи!

— А кем же?

— Этого я не буду говорить.

— Хорошо. Арестовал пленных Окадзаки. Он считал, что они хотели бежать. И он готов отвечать за свой поступок. А вот вы хотите уйти от ответственности. Или вы можете доказать, что непричастны к передаче семи пленных жандармерии?

— Да, докажу, — резко ответил Окидзима. — И тут же грустно улыбнулся. — Нет, пожалуй, из этого ничего не выйдет. Прямой убийца, жандарм Ватараи, как я слышал, сразу после капитуляции скрылся…

Фан кивнул.

— А директор рудника, эвакуировавшись сюда, говорят, подкупил кого-то и переправился с семьей в Корею.

Фан опять кивнул.

— Директора же правления фирмы вы куда-то увезли как военного преступника. Вероятно, он казнен, а у трупов, как известно, показаний не снимают…

Фан кивнул третий раз.

— Что касается Кадзи, то неизвестно, жив ли он. Я помню, что головы китайцам рубил еще один полицейский, но не имею представления, где он находится сейчас, и остались ли люди, знавшие его. А мы с Окадзаки не присутствовали при казни. Но можно ли верить показаниям китайцев, бывших там? Ведь ясно, на чьей они стороне, им абсолютно все равно, кто преступник — я или Окадзаки. Так что придется нам тянуть жребий. — Окидзима невесело усмехнулся.

Он был уже готов к худшему и отдался на волю случая, дерзко уставившись на Фана. Черт с ним, пусть выносит любой приговор, только вряд ли осчастливит человечество такая китайская революция!

— По-вашему выходит, что мы с Кадзи спровоцировали побег, чтобы потом передать беглецов жандармерии. А на самом деле Кадзи хотел в ту ночь дать этим семерым возможность бежать, но не смог им помочь, потому что жена удержала его… Впрочем, зачем я вам это говорю, мне же нельзя верить! А в злосчастный день, когда тем троим отрубили голову, тот же Кадзи остановил казнь и спас оставшихся четверых. Но вы, наверно, и это сочтете ложью! А я, сообщник Кадзи, накануне расправы примчался сюда, в город, и умолял руководство фирмы вызволить арестованных.

Тут спокойные глаза Фана бешено сверкнули.

— С кем из руководства вы разговаривали?

— С директором правления и…

— С кем еще?

— Не могу сказать. Не хочу впутывать этого человека, тем более что не уверен, был ли он против отмены казни. Вот так, господин следователь, но о чем нам еще разговаривать!

— Вам необходимо все спокойно обдумать, — в голосе Фана зазвучали жесткие нотки. — У вас один путь оправдаться — сказать, кто был против отмены казни.

— Это ловушка для моего же блага? — Окидзима вытер ладонью пот со лба. — А вы подумали о том, что если бы даже руководство согласилось ходатайствовать перед жандармерией, казнь все же не была бы отменена? Вам лучше бы заняться крупными военными преступниками, а не такими сошками, как я. И потом, мне кажется, надо предоставить японцам самим разобраться, кто из них прав, а кто виноват…

Фан недобро усмехнулся.

— Хорошо, на сегодня хватит, не собираюсь вытягивать из вас признаний. Спасибо.

Окидзиму отвели в камеру. Несколько дней его не трогали.

23

В следующий раз его привели в другую комнату. За столом сидел китаец в штатском, а поодаль от него стояли Ното, доктор Се и Митико. Человек в штатском сказал:

— Вас берет на поруки товарищ Ното. Следствие еще не закончено, но мы вас освобождаем. Советую вам быть благоразумным, иначе вы подведете вашего поручителя…