«
Горькая обида захлестнула ее, и она вдруг поняла, что не сможет больше по-прежнему относиться к Маше. Она так расстроилась, что даже движения ее стали вялыми. Она разогрела Маше вчерашний суп, поставила перед ней тарелку и, не в силах больше находиться с ней рядом на кухне, молча ушла в комнату. Села на диван и обхватила лицо руками. Ей вдруг захотелось остаться совсем одной. Чтобы не было рядом ни Маши, ни Миши, ни Гриши, ни даже Максима Матайтиса. И тогда ей не придется выслушивать оскорбительные для нее намеки, краснеть при упоминании мужского имени. Она уже не так молода, чтобы влюбляться и принимать у себя мужчин. И ей надо смириться с этим.
– Извините меня, пожалуйста… – Маша неслышно вошла в комнату, села рядом и положила голову ей на колени. – Я просто разозлилась. Не смогла сдержаться, чтобы не сказать вам грубость. Но на самом деле я так не думаю. Ведь я же прекрасно понимаю, что вам приходится встречаться с этими мужчинами, чтобы они давали вам денег
Анна, растроганная раскаянием Маши, обняла ее и поцеловала.
– Машенька, и ты меня тоже прости. Я действительно веду себя довольно легкомысленно, чем невольно вызываю твое раздражение. Ведь я же понимаю, что ты, уверенная в том, что подверглась насилию, видишь в мужчинах прежде всего зверей, животных. Но тебя никто не насиловал, поверь мне.
– Но тогда что же произошло со мной?
– Как сказал доктор, – она вернулась к своей спасительной версии, только чтобы не говорить ей про ребенка, чтобы не нанести новую травму, – ты, возможно, перенесла несложную гинекологическую операцию. Скоро боли прекратятся, швы зарастут…
– Швы… Да, да… я помню…
– Да. Причем выполненные профессионально. Ты веришь мне?
Лицо Маши сразу же просветлело.
– Как же я благодарна вам за эти слова. А я ведь действительно с ума сходила при мысли, что меня изнасиловали. Все затуманилось перед глазами, и я стала злой, очень злой. Еще мне хотелось плакать или даже кричать. Вот я и выместила свое зло на вас… мне стыдно. Жутко стыдно. Только теперь появились новые вопросы. Операция – это понятно. С кем не бывает. Но меня же кто-то бил, я разглядела свое тело в зеркало, когда мылась. Причем били даже по лицу. А еще эти злополучные бирки. Знаете, о чем я сейчас подумала? А что, если я на самом деле злая и отвратительная?.. Ведь вспылила же я сейчас, сказала вам гадость. Я не знаю своего характера, не знаю, чем я занималась до того, как со мной все это произошло. И теперь мне страшно, что когда я все вспомню, то возненавижу себя. А вы – возненавидите меня. А мне бы так хотелось, чтобы вы были моим другом. Вы – удивительная. Вы, если хотите, сумасшедшая. Сейчас таких нет. Вы так много делаете для меня, а я ведь вам никто. Я вам нагрубила, а вы разогрели мне суп. Это невозможно понять. Это непостижимо.
Раздался звонок. Обе женщины вздрогнули.
– Ну вот, из-за меня вы не успели приготовить обед для Максима.
– Ничего страшного… Там почти все готово.
– Я уйду в спальню и обещаю, что не буду подслушивать.
Маша еще раз обняла ее и закрылась в спальне. Анна впустила Максима.
– Ужасно рад вас видеть. – Лицо его сияло. – Постоянно о вас думаю, честное слово.
– Максим, проходите. Сейчас пообедаете и за столом расскажете, что же стряслось. Я и так после вашего звонка места себе не нахожу.
– Есть из ваших рук! Представляю, какое это наслаждение…
– Максим, вы ведете себя крайне несерьезно. Мне становится не по себе от ваших слов. Я стала даже подумывать о том, чтобы прекратить это расследование и забыть о существовании всех тех, кто косвенным образом замешан в истории с Машей. Я нахожусь в постоянном напряжении, меня все это выматывает… – Присутствие этого красивого молодого человека ее смущало, и она говорила, как ей казалось, все невпопад.