Услышь меня, чистый сердцем

Иван Александрович звонко крикнул:

— «Остановись, мгновенье, ты прекрасно!» — да?

— Да.

— Очень хорошо! — и с интересом спросил: — А ты бываешь совсем-совсем счастлива?

— Бываю.

— Бываешь? Интересно! Когда?

— Не скажу.

Пырьев обиделся на меня, и выражение его лица стало, как у дерзкого мальчишки.

— Не хочешь и не говори.

Даже пошел чуть впереди меня, играя тростью.

А как расскажешь? Связь с Богом — это и есть самое необыкновенное счастье!

Когда мы вернулись к машине, Пырьев сказал шоферу:

— Петя, на «Аэропорт», пожалуйста.

— Вы улетаете?

Он засмеялся.

— Нет, пока не улетаю. Мы поедем к метро «Аэропорт». Хорошо? Я тебе должен рассказать… Мне почему-то захотелось именно тебе рассказать…

Метро «Аэропорт» — это где-то далеко-далеко, так мне показалось. Тогда и в голову не могло прийти, что я много лет проживу в этом месте.

Мы поднялись, кажется, на второй этаж и вошли в необустроенную квартиру. На полу валялись фотографии из фильмов с участием Люси Марченко. Низкая тахта была неприкрыта, около нее валялись бигуди. Отчего-то мне запомнилось одинокое бигуди на полу.

Иван Александрович сказал:

— Это Люсина квартира… Мы с ней поссорились. Теперь уже навсегда. Я не хотел тревожить тебя своим рассказом в березовой роще… Я вернулся из Мексики. Приезжаю и вижу… дверь сломана и не заперта… а на полу… в квартире спит команда спортсменов… Все пьяны…

Я не знала, как успокоить Ивана Александровича, потому что он очень разнервничался, стала нести чепуховину.

— Дверь была не заперта? — спрашиваю.

— Нет.

— Спортсменов было много?

— Целая команда!

— Ну, и зачем же так переживать? Зачем ссориться? Команда отдыхает при открытых дверях!.. По-моему, ничего в этом страшного нет.

Конечно, смешны были мои доводы, но мне очень хотелось облегчить настроение Ивана Александровича.

Я вдруг вспомнила воскресный зимний день, когда Люся Марченко, Аллочка Будницкая, Саша Орлов, Саша Збруев и я были приглашены Иваном Александровичем в Союз кинематографистов на просмотр симпатичного чешского фильма с участием Карела Готта. Аллочка была, как всегда, прелестна. Саша Орлов, ее муж, красив и остроумен, а Люся Марченко в коричневой дубленке и белом кружевном пуховом платке в тот зимний день казалась совершенством, как будто этот день Бог посвятил ей и снег красиво опускался на землю специально для нее. Она светло улыбалась всем, и такое умиротворение исходило от нее, что все мы чувствовали себя очень уютно.

В этот-то день у меня и сместились все понятия о возрасте, о возрастном барьере между влюбленными — то, о чем обычно обожают посудачить обыватели.

Я видела, что Иван Александрович и Люся были счастливы.

А теперь они расстаются и, похоже, навсегда. Отчего так? А?

Иван Александрович вышел зачем-то в кухню и вернулся…

Вдруг пристально посмотрел на меня и сказал:

— Вы с Сашей Збруевым тоже расстанетесь.

— Как расстанемся? Почему?

Иван Александрович ничего не ответил.

Сесть было некуда, и так получилось, что он присел на пол и неожиданно обхватил мои колени.

Я чуть не лишилась чувств. Это было настолько неожиданно, что я онемела, а Иван Александрович, стоя на коленях, говорил и говорил, что нам надо быть вместе. Я тоже опустилась на пол, прижала свою щеку к его щеке и лепетала:

— Ничего, ничего… все пройдет… Вы так говорите оттого, что я чем-то похожа на Люсю… Вы хотите ей отомстить, и только… ничего, ничего, все пройдет…

Так мы и стояли друг перед другом на коленях…

А потом Иван Александрович улыбнулся и заметил:

— Посмотри, какая мизансцена получилась. Мы стоим друг перед другом на коленях. А еще говорят, что у Достоевского все придумано, что ничего подобного не бывает в жизни. Ан нет! Бывает!

Он даже повеселел. Я тоже улыбалась и тихо сказала:

— Я обязательно запомню нас в сегодняшнем дне.

Иван Александрович тяжело вздохнул и подошел к окну.

— Все пройдет, — повторила я.

— Ты думаешь?

— Уверена.

Он не однажды приезжал в Школу-студию МХАТ, разыскивая меня. Но я каждый раз уклонялась от встречи с ним.

«Братьев Карамазовых» Пырьев начал снимать, когда я уже работала в Театре имени Евг. Вахтангова. Меня вызвали в группу и предложили пробы на Катерину Ивановну. Я знала, что Грушеньку будет играть Лионелла Пырьева.

Катерина Ивановна казалась мне совсем не моей ролью, и я была удивлена этому предложению, но у Пырьева возникла мысль сделать героинь похожими, он находил, что мы с Линой одного плана.

У Достоевского в «Идиоте» князь Мышкин говорит Аглае: «Вы точь-в-точь, как Настасья Филипповна». Этим же путем хотел идти Иван Александрович в «Братьях Карамазовых»: идея сходства соперниц его увлекла. Но я отказалась от проб, мне было трудно играть Катерину Ивановну: я ее не чувствую..

Иван Александрович какое-то время был увлечен этой идеей.

— Лионелла и ты — темненькие. Надо сделать так: Лина останется сама собой, а ты будешь блондинкой.

— И зачем же я тогда нужна вам? Схожесть пропадет, и мысль тоже.

Второй оператор «Карамазовых», Сережа Вронский, тоже уговаривал принять приглашение на пробы и тоже видел меня блондинкой.

С болью, но я все же отказалась.