Услышь меня, чистый сердцем

Звонили еще и еще раз от Андрея, но я отвечала, что приступаю к большой работе с польским режиссером, который у нас в театре будет ставить пьесу о Шопене.

Алиса Фрейндлих потрясающе сыграла в «Сталкере». И слава Богу! Но теперь мне очень жаль, что не я.

Все счастливо для меня в воспоминаниях об Андрее. Андрей показал мне весь мир! Он увидел меня и открыл. Господи, как я ему благодарна! Как я любила его! Но я не выполнила его завещаний: первое — не сниматься ни у кого, кроме него, второе — я не смогла удержать Сашу, хотя многое в наших отношениях зависело от меня. Я предпочла свой путь, впрочем, он был предопределен и неизбежен. Духовная независимость, как и любая другая, должна быть оплачена. От этого и тернист мой путь.

…Он умер безмерно далеко от меня — в Париже, и похоронен там же. А вот мама его покоится недалеко от моих дедушки и бабушки, на 22-м участке Востряковского кладбища.

17

Именно на том заседании, где выступала Леночка Санаева, я, осознав это чуть позже, по дороге в Бутырку, потеряла окончательно веру в справедливость суда.

А иначе отчего же с какого-то момента больше вслушивалась в ее милый, родной голос, чем в смысл произносимого?

К реальности меня ненадолго возвращало лишь имя Стаса.

— Вы же знаете, как складывались у Стаса дела! — повторяла она. — Неудача на первом курсе Школы-студии МХАТа, когда его выгнали из института, на него очень подействовала. У него появился комплекс неполноценности. Он засуетился. Потом, когда стал артистом, он маялся от бедности и вынужден был работать дворником…

И вот уже я вновь — в прошлом, а не в зале суда, где вершится — уже свершилась, была предрешена кем-то заранее — моя судьба.

Мне вспомнилось, как рано утром я вышла из дому на нашу улицу Вахтангова, чтобы поймать такси: я улетала на съемки. Машин на улице не оказалось, а до Арбата было не так просто добежать — в руках у меня была тяжелая сумка. Вижу, у театрального утилита парень в тулупе деревянной лопатищей снег убирает. Кричу ему:

— Молодой человек, можно вас на минуточку!

Молчание.

Я еще громче крикнула. Опять никакого ответа. Потом он куда-то трусцой побежал… Так и запомнила его красивую фигуру и огромную лопату в руках.

Потом Стас мне признался:

— Сбежал я тогда, Валена, потому что не хотел, чтобы ты узнала, что я в дворниках служу.

Между тем Лена говорила:

— У Валентины замечательные родственники, — она оглянулась на Танюшку и Сережу, сидящих в зале. — Стас любил бывать у Анастасии Алексеевны, Валиной мамы, рассказывал о ней как о человеке большой душевной чистоты, и с Александром Николаевичем, отцом Вали, подружился. О своих родителях Стас мне тоже много рассказывал. Его очень расстраивало, что у его матери было столько мужей, и ни с одним она не уживалась. Отец ушел от них, когда Стасу было годика три, кажется…

Слушая Лену, я, конечно, не могла не вспомнить наше житье-бытье у метро «Аэропорт», на улице Черняховского в доме № 2. Мы жили по соседству — Нора Тадэ, Лена Санаева и мы с мужем, Павлом Арсеновым. Нора с мужем Иваном Уфимцевым, известным мультипликатором, и их очаровательная дочурка Катюша жили совсем рядом, дверь в дверь. А Лена — выше. Многое хочется вспомнить о нашей безмятежной тогда жизни, и я вспомню. Впрочем, свои трудности тоже были, но мы были веселы и любили друг друга.

В перерыве наконец-то подошел адвокат и предупредил:

— Сейчас будет свидетельствовать врач «скорой помощи» Поташников.

— Как хорошо! — обрадовалась я.

— Вы в нем уверены?

— Да, он пока единственный объективный свидетель. И потом я хорошо помню его лицо. Оно показалось мне симпатичным.

Судья и заседатели ушли из зала, а прокурор и общественный истей остались. Истец достала из сумки бутерброд с колбасой и стала жевать… а мне есть хочется. Неужели не понимает? А может быть, нарочно лопаете таким аппетитом?

Прокурор и общественный истец шушукаются между собой и поглядывают на меня.

— Почему прокурор все время глазки щурит? Плохо видит? Или воображает? — спросила я у адвоката.

— Воображает, — серьезно ответил адвокат, чем рассмешил меня.

Истец и прокурор удивленно застыли, глядя на меня.

Адвокат тихо мне сообщил:

— Прокурор собирается сегодня речь держать.

— Пусть держит.

— Пожалуйста, не волнуйтесь, — успокаивал меня адвокат.

— Я не волнуюсь. Правда-правда. Меня не волнует этот дурной спектакль. Прокурор в этом спектакле исполняет роль злодейки. Ей бы надо играть эту роль мягче, потому что и внешне, и внутренне она — само зло. Уверена, что она репетировала свою речь вслух и громко.

Мне стало очень смешно, когда я представила себе, как прокурор дома во весь голос репетирует обвинительную речь.

Я опять засмеялась. На этот раз совсем громко. Нет, я не нарочно смеялась, я не злила их, просто так получалось.

Прокурор и общественный истей снова внимательно посмотрели на меня.

Стараясь пронзить меня взглядом, прокурор совсем сощурила глазки и собрала ротик в ниточку.

— Прокурор замужем? — спросила я у адвоката.

— Непохоже.

Вернулась судья и привела за собой свиту — заседателей.