Услышь моё молчание (СИ)

Квартира-студия встретила ночного гостя полумраком, резкими аккордами танго и хрипловатым знаменитым голосом Стинга. El Tango De Roxanne. Напряжённое, страстное, бьющее по натянутым нервам. Алекс разулся, сбросил куртку и с папкой в руках мягкими тихими шагами направился на звуки музыки, чтобы застыть поражённой статуей. Герман танцевал. Свет от прожекторов на здании издательства проникал сквозь большие окна, отбрасывая на пол тени. Светлые и тёмные полосы, словно символизировали человеческую жизнь с её удачами и невзгодами, счастьем и горем, встречами и расставаниями. Герман кружился, завораживая точностью движений, напряжением тела. Он словно танцевал с собственной тенью, то сражаясь с ней, то сливаясь в объятии. Мелодия затягивала. Алекс отбросил папку на диван и сделал шаг, на последнем аккорде ловя любимого человека в объятия. Крепкие, почти удушающие, неразрывные. В коридоре он заметил собранный чемодан. Он чувствовал, что этот вечер станет отправной точкой их отношений. Либо между ними не останется недомолвок, либо… О другом исходе не хотелось даже думать. В любом случае передать материалы в следственные органы Алекс не собирался, как и шантажировать Германа ими, заставляя остаться рядом. Он должен решить сам. Свой выбор Гриневский сделал.

- Ты испугал меня, - прошептал Герман, но выбраться из захвата не попытался. Он положил голову на грудь Алекса и попытался выровнять сбитое танцем дыхание.

- Я испугался за тебя, - прошептали губы в ответ.

- Почему?

- Я вспомнил Эмму, - три тихих слова заставили тело Германа дёрнуться и почти забиться, но Алекс держал крепко. - Успокойся!

- Отпусти, - твёрдо произнёс побледневший парень, тем не менее, глядя прямо в глаза Алекса. В глазах уже не было паники, но была такая чёрная пропасть отчаяния, что…

- Расскажи мне, - попросил Алекс, но в ответ получил упрямое молчание, и в серых глазах напротив прибавилось боли. - Я прошу тебя… Нам обоим станет легче. Герман, не молчи…

Он отпустил его. Герман медленно побрёл к окну, положил левую руку на тонкую деревянную перегородку, затем и вовсе прислонился лбом к прохладному стеклу. Тонкие пальцы замерли неподвижно. Алекс осторожно подошёл сзади, остановился очень близко, почти коснувшись телом, и накрыл холодную как лёд руку своей горячей ладонью.

- Я знаю, что сделала Альбина, и только догадываюсь, какова было цена, - произнёс тихо Алекс, почувствовав дрожь, пробежавшую по телу Германа при упоминании имени мачехи. - Я не собираюсь её оправдывать или допытываться, как она умерла. У тебя были причины так поступить и не мне быть судьёй. Я всегда знал, что она за человек, только допустить даже не мог, до чего она сможет опуститься. Я просто хочу, чтобы между нами не было тайн. Я сохраню всё, что ты захочешь мне сказать. Поверь, Герман, для меня нет никого дороже тебя.

- Даже если узнаешь, что я убил кого-то? - раздался в тишине голос.

- А у тебя был другой выбор? Рогозин просветил меня о вариантах событий. Да и не знаю я подробностей. А ты говорить не хочешь, но… Уж прости, солнце моё, но не похож ты на Джека Потрошителя. Я никогда не был на той грани, когда сохранение собственной жизни становится важнее чужой. Бог миловал. Не думаю, что нажать на курок для тебя было легко и просто.

- А если я тогда сошёл с ума? Зачем тебе псих рядом, Гриневский? - голова Германа устало откинулась на плечо Алекса, позволив зарыться губами в шелковистые волосы.

- В таком случае я сойду с ума с тобой.

- Что же нам делать-то? - прошептал Герман.

- Жить. Любить.

- А твой Рогозин? Он же бывший следователь.

- А Егор просил передать спасибо за Удава и пожелания счастливой жизни. Он не собирается ворошить эту историю. Что случилось с Иевлевым?

- Он погиб из-за меня.

- Пытался вытащить?

- Да.

- Ты не многословен, - усмехнулся Алекс и потянул Германа на второй этаж, туда, где находилась просторная спальня.

- Я не хочу вспоминать, слишком долго пытался забыть. Не хочу говорить… Не хочу.

- Я подожду. Сколько захочешь, Герман.