Услышь мою тишину

— Привет, Миха. — Я подхожу к портрету, стираю рукавом влагу, и Сорока сосредоточено глядит сквозь меня. В этом фото нет ничего от него — знакомые черты кажутся застывшими, отстраненными, чужими. Жизнь, которая закончилась. Прошлое, которое давно ушло…

Отступаю назад, роюсь в сумке, зажигаю тонкую восковую свечку и, прикрывая ладонью дрожащий огонек, вставляю ее в баночку из красного пластика, принесенную кем-то.

— Спасибо тебе. За новых друзей. За этот день. За подарок… Где ты сейчас? — Я закусываю онемевшие губы. — Надеюсь, ты обрел вечный покой. А я буду помнить. Всегда буду тебя помнить.

Мне тяжело находиться здесь и делать вид, что в душе нет скорби и боли и разочарования от того, что он никогда не услышит этих слов. Что здесь теперь просто деревья и поле. И он не придет. Больше никогда не придет.

Я забираю багаж, разворачиваюсь и ухожу.

Несколько часов блуждаю по окрестностям — через заброшенный нижний порядок бреду к реке, долго смотрю на зеленые воды, уходящие к морю, на разноцветные слои почвы обрывистого берега, просторы и извилистую нитку шоссе — путь в большие города. И почти слышу: «Останься!»

Резко оборачиваюсь, но это слух подводит меня.

Долго сижу на теплом склоне холма, в одиночку любуюсь далеким лесом и серебряным озером у горизонта, вспоминаю разговоры по душам, хорошие слезы, робкие помыслы о будущем, ставшем снова возможным. Мне не хватает Сороки. Его отсутствие здесь явственно до головокружения, до удушья.

Но он остался в памяти, чтобы мы не забывали себя. И я вдруг понимаю, что Сорока везде — в лучах солнца, шуме дождя, цветах и травах, в свете холодных звезд, ветре в облаках. Он в моем сердце.

* * *

За заборами звенят цепями собаки, визжат бензопилы, стучат молотки. Выбившись из сил, шаркаю к дому Ирины Петровны, и смутная тревога пробирается за шиворот: я не вижу флюгера над красной крышей, пляжного зонта в саду и тарелки спутниковой телеантенны над окном.

Осторожно отворяю кованую калитку, прислушиваюсь и тихо ступаю на мощеную камнями дорожку.

Во дворе меня встречают многочисленные коробки, баулы и части разобранной мебели — я узнаю металлические ножки стола, за которым мы вели ежевечерние беседы, дверцы кухонных шкафов, книжные полки и мягкие бархатные кресла из гостиной хозяйки.

Преодолеваю три ступеньки и настойчиво нажимаю на кнопку звонка.

Ирина Петровна распахивает дверь — бледная, похудевшая. Она удивленно разглядывает мое лицо и охает:

— Владуся! Какими судьбами! — Ухватив за ремень завязанной на талии косухи, она втаскивает меня в прохладу прихожей и выдает тапочки. — Ты почему без предупреждения? Мы ведь чуть не разминулись!

Избавляюсь от сумки, трости и промокших кедов и следую за ней в дом.

— Вы не отвечали на сообщения, вот я и… — Пялюсь на голые стены, остатки мебели в чехлах, гардины без штор, и эхо разносит отголоски моей фразы по пустым комнатам.

Ирина Петровна усаживает меня на накрытый белой тканью диван и опускается рядом.

— А что я должна была ответить, Влад? Мне нечего было сказать… — Она смотрит в упор, и я краснею. — Обидела ты меня, соплюшка. И разозлила. А потом я задумалась — почему так близко к сердцу приняла твою истерику?

— Простите! — бормочу я, но она не дает мне пуститься в раскаяния.

— Да потому, что ты была права. Я бы так и торчала здесь, потихоньку спиваясь. Но жизнь одна, и нельзя так бездумно плыть по течению. В общем, дом я продала. Сегодня часть вещей увезет к себе Володя. А завтра… все. Передаю по акту ключи.

— Неужели моя заслуга в том, что вы решились на такие перемены? — Я рада новостям. Несмотря на то что мне нравилось бывать у Ирины Петровны, это место не подходило ей.

— Не только… — Она медлит и нервно крутит золотой перстень на мизинце. — Я ведь беременна. Под старость лет.

— А сколько вам? — пораженно шепчу и пытаюсь прикинуть ее возраст.

— Сорок два. Володе на десять лет меньше.

Я подпрыгиваю и принимаюсь увещевать:

— Вы будете хорошей мамой! Я мечтала о такой… И Володя, он же вас любит! Разница ничего не значит. Я вот тоже замуж выхожу. Несмотря на шрамы.

В ее глазах загорается любопытство:

— За того мальчика?

— Да. Приехала пригласить вас с Володей на скромный праздник. Ничего особенного — ЗАГС и посиделки с шашлыками на природе. Мы пока еще не заработали на пышное торжество.

За разговорами мы упаковываем остатки вещей, готовим еду в единственной уцелевшей кастрюле, плотно обедаем и до позднего вечера гоняем на веранде травяные чаи.

После душа отправляюсь в полюбившуюся мне комнату для гостей. На мое счастье, в ней осталась кровать — Ирина Петровна справедливо заметила, что эта рухлядь не переживет переезда.

Сушу волосы полотенцем, поправляю длинную футболку Паши, сажусь и утопаю в мягкой перине. Из джинсов, висящих на тронутой ржавчиной спинке, достаю телефон и отправляю Паше ворохи смайликов с пожеланием спокойной ночи.

Влезаю под одеяло и сквозь окно в потолке смотрю на квадрат темного неба с россыпями звезд.

Завтра меня подбросят до узловой станции, и я вернусь на электричке домой.