— Сергею фельетон написать — раз плюнуть, — сказала Лиля. — Один раз он написал фельетон прямо в номер. В кабинете редактора. За два часа, Сережа?
— Не помню, — поморщился Сергей.
Ему не понравился тон жены: угодливо-предупредительный. С одной стороны, вроде бы с гордостью рекомендует мужа отцу, с другой — за Сергея решает, писать ему фельетон или нет. И потом, почему она не сказала, что посылает в Андижан его фельетоны?
— Я очень рассчитываю на тебя, Сергей. — сказал Николай Борисович.
— Надо познакомиться с материалом. Возможно, и не потянет на фельетон.
— У тебя бойкое перо, постараешься — напишешь.
— О чем все-таки речь?
— Об этом в другой раз, — уклонился от разговора Николай Борисович. Поднял рюмку и чокнулся с Сергеем. — За тебя. Чтобы ты в этом доме был всегда своим человеком!
Несколько дней спустя Лиля радостно сообщила, что лапа разрешил забрать чешский хрусталь.
— На кой он нам? — спросил Сергей. — Поставить и то негде.
— Не вечно же мы будем жить в этой дыре! — возразила Лиля. — Получим когда-нибудь и настоящую квартиру.
Лиля почти каждый день показывала ему разные женские безделушки, импортные кофточки, украшения, которые дарили ей родители. И в глазах ее было столько счастья, что Сергей однажды не выдержал и сказал:
— Ты помешалась на этом барахле. Ну куда тебе столько? Хватаешь и хватаешь… Не солить же твои кофточки-платья!
— Ну и чудак же ты, Сережа! — рассмеялась Лиля. Она только что получила от матери золотое колечко с бирюзой, и даже резкие слова мужа не могли испортить ей настроение. — Радовался бы! Тебе не придется покупать… И потом, это подарки. А кто от подарков отказывается?..
— Противно мне все это, — сказал Сергей и ушел в пропахшую лекарствами прохладную комнату поработать.
Разговор с Николаем Борисовичем о фельетоне состоялся через неделю. Был такой же теплый вечер. Накрытый стол в винограднике, шашлык, коньяк..
Земельский на этот раз выпил больше обычного. На круглых щеках выступил румянец. Он то и дело брал с колен полотенце и вытирал пот. На бутылке «Цинандали», извлеченной из холодильника, тоже выступили мелкие капли.
Пристально глядя на Сергея, Николай Борисович ровным голосом, неторопливо изложил суть дела. Все семейство смотрело ему в рот и, когда он обращал на кого-либо взгляд, согласно кивало. Даже молокосос Витя с важным видом поддакивал, хотя был занят совсем другим: потихоньку от всех совал под стол жирные куски остывшего шашлыка собакам.
Сергей внимательно слушал и не верил своим ушам: неужели тесть говорит все это серьезно? Он взглянул на Лилю: подперев щеку рукой, она спокойно смотрела отцу в глаза. Капитолина Даниловна грузной копной сидела на стуле и моргала, будто боялась заснуть. Витя, делая вид, что внимательно слушает, подносил к носу Джека очередной кусочек мяса, а когда пес, разинув пасть, собирался хапнуть, отдергивал руку. Джек укоризненно смотрел на него добрыми глазами, шевелил полусогнутым ухом, и все начиналось сначала.
Вот какой материал для фельетона предложил Николай Борисович. Нужно было свалить с занимаемого поста главного педиатра области Петрова. Никаких особенных недостатков у него нет, с работой он справляется неплохо. Уже пять лет сидит на этом месте. Но дело вот в чем: эту должность необходимо передать Капитолине Даниловне. Во-первых, зарплата в три раза больше, чем у нее сейчас, во-вторых, авторитет возрастет. Капитолина Даниловна опытный врач и вполне с этой работой справится. Почва уже подготовлена, ее кандидатуру на этот пост поддержат. Если только удастся спихнуть Петрова, то место обеспечено Капитолине Даниловне. Она лечит на дому детишек высокого начальства, так что с этой стороны все в порядке, да и у него, Николая Борисовича, есть среди врачей свои люди… Теперь все зависит от Сергея.
— Я должен написать фельетон на порядочного, честного человека лишь для того, чтобы моя теща заняла его место? — уточнил Сергей после продолжительной паузы.
— Материал я тебе подброшу, — сказал Николай Борисович. — Ходят слухи, что он сожительствует со старшей медицинской сестрой… Возможно, и взятки берет… И потом, в прошлом у него есть один прокольчик: в пионерском лагере, где он был врачом, вспыхнула эпидемия дизентерии. Два мальчика погибли. Правда, это было лет шесть назад, но факт есть факт.
— Вы все это серьезно? — тихо спросил Сергей, глядя в глаза тестю. Он только сейчас при свете электрической лампочки разглядел, какого цвета глаза у Николая Борисовича. Искусственный — яркий, молодой, а настоящий — темно-коричневый и весь в прожилках. Круглое лицо тестя было невозмутимым. Это лицо никогда ничего не выражало. Человеческие страсти не оставляли на нем отпечатка. Что бы ни чувствовал Земельский, на губах его всегда играла чуть приметная улыбка. Эта улыбка раньше казалась Сергею располагающей, добродушной. Сейчас он мог убедиться, что ошибался: улыбка была жесткая и недобрая. А лицо все такое же: розовощекое, гладкое, с круглым подбородком.
— Сережа, это для мамы очень важно, — сказала Лиля, не решаясь взглянуть на него.