Все слова Сергея отскакивали от жены, как горох от стенки. По поводу фельетона Лиля сказала, что Сергей мог бы и не писать его, раз совесть не позволяет, но с отцом так разговаривать не имел права. Он все-таки у него в гостях. Мог бы как-нибудь по-другому… А вообще — и в этом она уверена — Сергей должен был выполнить просьбу отца. Пусть не фельетон, критическую статью хотя бы. А если бы он это сделал, то отец…
— Подарил бы нам бухарский ковер?.. — зло сказал Сергей.
Лиля как-то странно посмотрела на мужа и вздохнула.
— Ты совсем не знаешь моего отца.
— И знать не хочу!
— Я очень жалею, что все так получилось… — Лиля обняла его и, поцеловав, прошептала: — А может быть, ты все-таки напишешь этот дурацкий фельетон, Сережа?
Я хочу, чтобы у нас все было хорошо. С моим отцом не стоит ссориться…
Сергей отвернулся от нее и, чувствуя, как гулко застучало сердце, сказал:
— Вот сейчас я понял, что не только твоего отца — тебя совсем не знаю.
Отодвинувшись на край постели, Лиля с досадой сказала:
— Ты упрямый, как ишак, или…
— Ты хочешь сказать, дурак? Лиля промолчала.
Если днем в присутствии других Сергею приходилось сдерживаться, то ночью он высказывал жене все, что думает об этом доме. Когда вспыльчивый Сергей повышал голос — в винограднике под пологом, — неподалеку раздавалось характерное покашливание Земельского. У Сергея создалось такое впечатление, что тесть подслушивает.
Шли дни, а отношения оставались натянутыми. Все в этом доме было фальшивым насквозь: медоточивые разговоры отца и детей, неприкрытая лесть и восхищение его особой, холодное вежливое внимание к Сергею. Надоела ему эта неестественная жизнь.
Кто чувствовал себя здесь прекрасно, так это сын Юра: бегал в панамке и трусиках по саду, пускал в хаузе бумажные кораблики, с утра до вечера ел всевозможные фрукты, возился с собаками, курами, голубями и всем задавал бесчисленные вопросы. Спал он тоже в винограднике, с Капитолиной Даниловной. Земельский спал отдельно, под айвой. Редкий день он не приносил внуку подарка: плитку шоколада, заводную игрушку, сочную грушу. Иногда брал Юру на колени и, тыкая пальцем в тугой живот, говорил:
— Чем сегодня набил свой курсак? Виноградом, арбузом или дыней?
Юра на такие вопросы не отвечал. Запустив руку деду в карман и ничего там не обнаружив, начинал вертеться и скучать. Мальчишка он был удивительно подвижный и непоседливый. Подержав на коленях минут пять, дед легонько шлепал его и отпускал. Наверное, больше и не вспоминал про внука до следующей встречи.
Когда хозяин возвращался с работы, встречали его все, кроме Сергея. Этот каждодневный ритуал сначала смешил Сергея, потом начал раздражать. Не из дальних странствий ведь возвращался Николай Борисович, а из поликлиники, которая всего-то в семистах метрах от дома.
Все кончилось самым неожиданным образом.
Последнее время Сергей стал забираться на голубятню и шугать голубей. Лежа на горячей шиферной крыше, с удовольствием наблюдал за красивыми разноцветными птицами, высоко кружащими в бледном небе. Иногда какой-нибудь голубь складывал крылья и камнем падал вниз. Над самыми деревьями выходил из затянувшегося штопора и, перевернувшись через голову, точно планировал на длинный гибкий шест. Как ни в чем не бывало переступал розовыми лапками с белыми пучками перьев, чистил клювом крылья, ворковал, боком придвигаясь к сидящей неподалеку голубке.
В этот день голуби летали долго. Небо было бездонно-голубым с маленькими розовыми облаками. Голуби один за другим слетали с насеста на крышу, с крыши ныряли в проем на чердак, где у них были гнезда. На длинной поперечине остались лишь два голубя: белый с коричневым — он был мастер делать кульбиты над голубятней — и черная голубка с пестрым хохолком на точеной головке. Голуби не ухаживали друг за другом: смирно сидели рядком и смотрели в ту сторону, где скрылось солнце.
Сергей уже собирался слезать с крыши, когда услышал совсем близко знакомые голоса: Лилин и Николая Борисовича. Очевидно, они сели на скамейку, что рядом с голубятней. Первым его движением было встать и спуститься вниз, но, услышав слова тестя, Сергей раздумал.
— Дело прошлое, — говорил Земельский, — но зря ты со мной не посоветовалась, когда замуж выходила. Не нравится мне твой муж…
— Поверь, папа, он хороший парень, но…
— Кстати, где он?
— Гонял голубей, а потом, наверное, пошел прогуляться.
— Он опять был в моем кабинете, я ведь просил тебя…
— Сергей там не работал. Может быть, бумагу взял.
— Что он там чиркает все время?
— Заканчивает повесть о своем детстве.
— И ты веришь, что из этого будет какой-нибудь толк?
— Папа, он очень способный человек. Об этом говорят все.
— Я не верю в это. — И после длительной паузы: — Ты любишь его?
— Последний год мы часто ругаемся… Иногда мне кажется, что я ненавижу его. Он бывает вспыльчивым, грубым…
— А как к сыну относится?
— Я не скажу, что Сергей очень нежный папаша, но любит его. В их семье не принято открыто проявлять свои чувства.
— Послушай, что я тебе скажу. Вы с ним совершенно разные люди и не подходите друг к другу…
— Об этом мне уже многие говорили…