— Инспектор рыбоохраны Волков. Чем вы тут занимаетесь?
Молодым женским голосом браконьер насмешливо ответил:
— Ай сами не видите?
Браконьер выпрямился и поднял голову, отчего капюшон сполз на спину. На грозного инспектора с улыбкой смотрела миловидная круглолицая женщина лет двадцати восьми. Глаза темные, чистые. Темные волосы растрепал ветер. На днище лодки поблескивало с десяток рыбин чуть побольше ладони.
Такого Сергей не ожидал. Он немало размышлял о своей новой должности, о встречах с браконьерами. Его воображение рисовало низколобые лица, злобные бегающие глазки, ружье под сиденьем, а тут молодая женщина приятной наружности, и единственное у нее оружие — это белозубая улыбка да смешливый блеск в глазах. «Глупейшее положение… — подумал Сергей. — Лучше бы это был верзила с обрезом…» Но делать было нечего, служба есть служба. Он за это деньги получает…
— Сетку придется изъять, — каким-то деревянным голосом признес он чужие и такие же деревянные слова. — И этот… акт составить. — И зачем-то прибавил, будто убеждая себя: — По закону.
— Ежели вам моя сетка нужна, берите, — все так же с улыбкой произнесла женщина. — И акт составляйте, коли бумагу не жалко попусту переводить.
— Как это попусту? Или закон на вас не распространяется?
— Да неужто меня будут судить за десять рыбин?! — искренне удивилась женщина. — Тут мой дед рыбачил на нашем озере, отец… Испокон веков мы тут ловим.
— Сетями?
— Вы гляньте на сетку-то, — женщина веслом приподняла край старой дырявой сети. — Она и даром никому не нужна.
«Вот попал в переплет! — размышлял Сергей. — Действительно, сетка доброго слова не стоит. Но если я ее отпущу, то всей округе станет известно, что новый инспектор — мямля, чего доброго прямо на глазах начнут забрасывать под моими окнами сети…»
Вот так, наверное, и милиционер, глядя на пешехода, нарушившего правила уличного движения, раздумывает: оштрафовать его или отпустить?..
— Сколько метров сеть-то? — спросил Сергей, вздохнув.
— Я не меряла… Сетка-то от покойного тятеньки осталась. Я думаю, метров двадцать — тридцать.
На душе стало полегче: до двадцати пяти метров на этом водоеме разрешается ставить сеть при условии, что ячея крупная.
— И много вас тут промышляют… дедовскими сетями? — спросил Сергей.
— В нашей деревне мало рыбаков, — охотно сказала женщина. — И потом наши, если кто и ловит, так для своего стола. Этих… браконьеров тут нету. Приезжие больше балуют… Ну, что, на машинах приезжают. У них и сети, и переметы… Эти пудами ворочают. А нашим рыбы много ни к чему. Не давиться же ею!
Женщина сбоку взглянула на него, улыбнулась. Вообще она улыбалась охотно, и улыбка у нее была приятная. Губы сочные, свежие, лоб и щеки загорелые. Тот самый тип здоровой, сильной женщины, которая всю жизнь прожила в деревне. Чувствовалось, что ей хочется поговорить и, конечно, совсем не о сетях и рыбе.
— А вы что ж, так бобылем и живете? — осмелилась она задать, видно, мучавший ее вопрос.
Вот она, сельская идиллия! Он еще никого и в глаза не видел, а про него уже все известно…
— Вот что, уважаемая… — сказал Сергей.
— Меня зовут Лизой, — вставила женщина. — Я с хутора. Наша изба крайняя от бора. Я там с матерью и дочкой живу. Прямо под окном береза со скворечником. Ежели вам молока надо, яичек или постирать что, так вы забегайте… Громов, ну, что до вас тут был инспектором, он завсегда бывал у нас.
— Я вас прошу, Лиза, — сказал Сергей, — обходитесь как-нибудь без сетки.
— Да что вы все про сетку! Добро бы справная была… Коли она вам глаза мозолит, я ее выброшу…
— А впрочем, как хотите, — сказал Сергей, подумав про себя, что никакой из него, к черту, инспектор не получится.
Когда он отвернулся к мотору, собираясь отчаливать, женщина рассмеялась и сказала:
— Чего это вы такой сердитый? Если из-за сетки, ей-богу, на чердак заброшу…
Сергей дернул за шнур, и мотор, на его счастье, завелся с первого оборота. «Казанка» рванулась вперед. Сергей, не ожидавший такой лихости, вывернул румпель и прошел совсем близко от деревянной лодки. Женщина что-то говорила, Сергей видел ее темные глаза, сверкающие зубы, но ничего не слышал. Оглянувшись, увидел, как высокая волна, поднятая «Казанкой», колыхнула вверх-вниз деревянную лодку. Вырвавшийся из-за облаков луч ярко блеснул в глаза, заставив зажмуриться.
Он направил лодку к берегу. В ушах все еще звучал мягкий грудной смех Лизы — его ближайшей соседки с хутора.
Второй день гостил у Сергея Николай Бутрехин. Он прикатил на мотоцикле в воскресенье ночью, сразу после спектакля. Сергей проснулся от оглушительного грохота в дверь. По тому, как с радостным повизгиванием лаял Дружок, сообразил, что приехал кто-то знакомый.
В темных сенях Николай облапил его и загремел:
— И не боишься ты тут один жить? А если разбойники нападут? Или эти, как их… браконьеры? Дом спалят вместе с тобой, и не проснешься… Стучу, стучу, а он как труп!