Услышать тебя

— Нашла коса на камень! — сказал редактор. — И Лобанов тут метал громы и молнии… Какая между вами кошка пробежала?

— Может, когда я под стол пешком ходил, и были другие порядки, но сейчас так, как Лобанов, никто из газетчиков-не работает. Ведь я почти со всеми был в командировках… Не хотелось мне говорить, да уж ладно… Я с хозяйской дочкой — она дояркой работает в колхозе — на танцах был. Кстати, она закончила десятилетку. Так вот, она мне рассказала, что, когда приемник через всю деревню в их дом тащили, и стар и млад со смеху помирали… Дело в том, что приемник этот — одна видимость. Декорация. Агроном его привез из Германии в сорок шестом. Уж года три как все лампы сгорели, и стоит этот трофейный «Телефункен» вместо мебели.

— И дался тебе этот приемник!

— А книги? Малограмотным людям на полку поставил «Капитал» Маркса!

— Я просто диву даюсь, как мог такой опытный газетчик, как Лобанов, додуматься до такой глупости! — вмешался Дадонов.

— Сейчас разговор не о Лобанове, — сказал Голобобов, взглянув на Сергея. — Ты всего-навсего фотограф и обязан был выполнить задание. Мы бы тут разобрались, что к чему.

Уж от кого-кого, а от редактора Сергей не ожидал такого оскорбления. Фотограф сидит в фотографии и снимает клиентов, а он, Сергей Волков, журналист, и редактор не хуже его знает разницу между фотографом и фотокорреспондентом… Чувствуя, как вспыхнули щеки, он резко сказал:

— Во-первых, я не фотограф, а фотокорреспондент, во-вторых, разные дурацкие задания я выполнять не собираюсь…

Голобобов не рассвирепел, не стал стучать по столу массивной крышкой от чернильницы, как ожидал Волков, — он с улыбкой повернулся к Дадонову:

— Что же это ты, Павел Петрович, заставляешь меня давать моим сотрудникам разные дурацкие задания? Если я не ошибаюсь, идея этой полосы принадлежит тебе?

— Идея как раз неплохая, — спокойно ответил Дадонов. — И полоса, надеюсь, появится в газете. Но ведь любую идею, даже хорошую, можно извратить.

— Я прочитал полосу Лобанова, — сказал Голобобов. — В отличие от Волкова, он выполнил редакционное задание и представил весь материал в срок.

— Ну и как?

— Полоса не пойдет. — Голобобов взглянул на встрепенувшегося Сергея. — Однако это обстоятельство не снимает с тебя вины. Если каждый фотограф…

— Я фотокорреспондент, — перебил Волков.

— Ты слышишь, как он разговаривает со мной? — обратился редактор к Дадонову.

— По правде говоря, между фотографом и фотокорреспондентом есть существенная разница, — заметил тот.

— И ты еще его защищаешь?

— Воспитывай, пожалуйста, Александр Федорович, я молчу, — улыбнулся Дадонов.

Волков, нахмурившись, смотрел в окно и вполуха слушал, что говорит редактор. Голобобов дважды назвал его фотографом, то есть нарочно подчеркнул разницу между литературным сотрудником и фотокорреспондентом, дескать, не ему, Сергею, совать нос в литературные дела.

— Эта полоса нам необходима, — говорил Голобобов. — И ее нужно сделать срочно. За три-четыре дня. Придется тебе с Лобановым снова ехать в командировку. За свой счет, разумеется, и в другой колхоз… Что ты на это скажешь, Павел Петрович?

— Справедливое решение, — ответил Дадонов. Если бы редактор назвал любую другую фамилию, Сергей ничего бы не сказал, промолчал, но тут будто бес подтолкнул его. Повернувшись к Голобобову, он твердо выговорил:

— Хорошо, я поеду в колхоз. Только один.

— Один? — удивился Голобобов. — А кто же материал на полосу будет собирать? Или ты всю страницу снимками залепишь?

Пути к отступлению не было. Так на мотоцикле, заканчивая обгон машины и неожиданно увидев встречную, уже нельзя остановиться или свернуть: жмешь на полный газ, чтобы любой ценой проскочить вперед.

— Я уложусь в эти три дня. Сегодня понедельник. В пятницу утром полоса будет лежать у вас на столе.

Голобобов, подняв брови, взглянул на Дадонова, а тот с любопытством смотрел на Волкова. Коротко подстриженные волосы с сединой спустились на загорелый лоб Павла Петровича. Возле губ две глубокие морщины, придающие его лицу суровость.

— Если я тебя правильно понял, ты сам хочешь написать весь текст? — после довольно продолжительной паузы спросил редактор.

— Да.

Голобобов грозно зашевелился в своем кресле. На круглых щеках его заполыхал румянец, короткие пальцы потянулись за крышкой чернильницы. Когда Александр Федорович сердился, он машинально брал с прибора массивную крышку, начинал крутить ее, вертеть, а потом стучать ею по столу.

— Ты что дурака валяешь?! — загремел он. — Пять строк не можешь под снимком нацарапать, а толкуешь про целую полосу? Это почти тысяча строк! Ну вот что, Волков, мне надоело с тобой, тут либеральничать. По-моему, ты меня все-таки за круглого идиота принимаешь… — Крышка от чернильницы заплясала в ладони редактора. — Тебе было дано задание? — Удар по столу. — Было! Ты его не выполнил? — Второй удар, еще громче. — Не выполнил! Позови Машу, я ей продиктую приказ о вынесении тебе строгого выговора… А в командировку с Лобановым я отправлю Назарова… — Крышка грохнула по столу и осталась там лежать, тускло мерцая темно-серой полированной поверхностью.