Усмешка Люцифера

— Вот-вот. А тут вы приезжаете, Иван Родионович… С чего бы это? — Не отрывая от собеседника взгляда, Синицын наклонился, поддел вилкой ломтик балыка, снова откинулся на спинку стула. — Столько лет валялось все это добро по чердакам станичным, никому не нужное, никто его не трогал, не вспоминал… И вдруг все как с цепи сорвались: то оформлять этот стенд срочно, то снимать, то сам Эрмитаж интерес к нам проявил…

— Это тема моей кандидатской, только и всего. «Артефакты мировой религии — мифы и реальность». Ничего загадочного… А перстень у нас в постоянной экспозиции выставлялся…

— Пока не украли, — веско вставил Синицын.

— Да. Вы слышали об этом?

— Музейщики — одна большая семья, — криво усмехнулся Синицын. — И у вас тоже без убийств не обошлось. Знаю, знаю… Так, значит, вы, Иван Родионович, у нас будущий кандидат. Будущий, — повторил он со значением.

Плеснул в рюмки, выпил сразу, выдохнул громко.

— А пока что вы обычный эмэнэс… Мелкий, то есть простите — младший научный сотрудник… Н-да…

Теперь опьяневший Синицын смотрел на гостя уже с явной издевкой. Если не злобой.

— Хоть убей, не понимаю, чего я так испугался-то… — проговорил он медленно, сквозь зубы, словно сам с собой. — Если бы ты с Лубянки был, так не прятался бы, сразу удостоверением в морду ткнул… А чего я тогда на вокзал поперся, лебезил, ляжками тут перед тобой дрыгал? А? Не знаешь?

Трофимов понял, что надо сворачиваться.

— Никто ни перед кем не лебезил, вы ошибаетесь, Семен Лукич. Спасибо вам большое за прием, за помощь. Мне пора.

Он поднялся из-за стола, затолкал пакет с рукописью в саквояж.

— А я тебе скажу чего, — Синицын его будто не услышал. — Из-за бумажек этих чертовых… Не зря я перчатки надевал-то. И сердце тряслось как студень все эти дни, и гнусь всякая мерещилась. Давило, давило…

Он расстегнул пиджак, потер рукой грудь через рубашку.

— А все чтоб я, значит, костерок вдруг не разложил во дворике музейном…

— Ну при чем тут костерок, Семен Лукич? — Трофимов уже стоял возле двери, обернулся. — Это уже, простите, из области мифов. Так вы все тезисы моей кандидатской на корню загубите! — Он выдавил смешок. — Наш девиз: никакой мистики нет!

Синицын застегнул пиджак, поправил галстук, выпрямился на стуле.

— Может, и так, Иван Родионович. Пусть будут мифы, я согласен, — пробормотал он устало. — Только мне от этих твоих мифов гадко и тяжело, а тебе, Трофимов, я вижу — сладко… Вижу, вижу, не отпирайся. Про бездну у Ницше слыхал? Он хоть и вражеской идеологии был человек, а сказал не в бровь, а в глаз: «Если долго всматриваться в бездну, бездна начинает всматриваться в тебя». Вот так-то, Трофимов.

Обратно в Ленинград Иван тоже ехал в люксе. Попутчиков не было, всю дорогу читал рукопись, даже спать не хотелось. На работе первым делом отправился в бухгалтерию, вручил командировочное, чеки за питание и билеты на поезд. Главбух ознакомилась, даже не пикнула. И Железная Ната тоже. Так что научный эксперимент, можно сказать, удался.

А донского рыбца он, кстати, все-таки привез, на вокзале купил. Вручил начальнице в нарядном бумажном пакете — была довольна, зарделась даже.

Глава 3 Путь перстня Иуды

СССР, г. Ленинград, 12 июля 1963 г.

Уважаемый г-н Таубер!

Меня зовут Иван Трофимов, я — молодой ученый, сотрудник ленинградского музея «Эрмитаж». Занимаюсь научно-исследовательской работой, посвященной артефактам мировой религии. Как мне стало известно, Вы являетесь единственным потомком семейства фон Браун, его «потсдамской» ветви. Ваша бабушка, Ева Таубер, урожденная фон Браун, была дочерью основателя концерна ДФА — «Дойче Флюгцайг унд Аутоверк» Фридриха фон Брауна. Поэтому считаю своим долгом сообщить Вам, что в ходе моих исследований были обнаружены некоторые свидетельства о кончине Вашего двоюродного дедушки Германа фон Брауна, погибшего в декабре 1917 г. на территории России.