Усмешка тьмы

Выйдя из метро, я вижу, что небеса сгустились и побледнели еще сильнее. Интересно, мог ли плакат, висящий на фонарном столбе у Истон-роуд, остаться после Кружка Комедии? Что-то даже вспоминать о них не хочется. Мы поворачиваем вниз по Гауэр-стрит, мимо нависающего над нами крестообразного университетского здания, похожего на лабиринт из красного кирпича, и Марк бежит впереди в поисках развилки.

– Осторожней! – кричу я ему и стараюсь не отставать. Марк уже у самого Британского музея и поворачивает в сторону Сохо. Когда я, теряя дыхание, добегаю до перекрестка, с которого, если верить вывеске, и начинается Лемон-стрит, он выглядывает из-за угла шестиэтажного здания – широко улыбается и машет мне:

– Быстрее! Нам сюда! – голос его полон такого нетерпения, что можно подумать, будто пункт нашего назначения вот-вот исчезнет.

Следуя за ним по улице Блумсбери, я так и не могу понять, куда же он меня ведет. Его глаза, наверное, поострей моих будут. Подъезды, у которых он останавливается, кажутся неотличимыми от таких же кварталом ниже. Да и сами дома похожи – пять этажей, чердак, крыша с крутыми скатами. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что Марк ориентируется по табличкам – и что на одной из них есть заветная аббревиатура ИЛУ, специально выделенная необычным шрифтом. Несмотря на обилие других организаций, набившихся в здание, звонок всего лишь один. Зажимая конверт с рукописью под мышкой, я жму на мраморную кнопочку в центре медного диска. Видимо, тут нужно вызывать вахтера. Звук напоминает далекий колокольчик, но сколько я ни давлю на кнопку, ответом служит лишь слабый отзвук внутри здания. Неужели Кирк меня не слышит?

Марк хватается за зубчатую латунную ручку, раза в два больше его руки. Стоит ему только начать поворачивать ее, как дверь тихонько подается. Лобби за ней – раза в два меньше того, что я ожидал. Простые белые коридоры тянутся по обе стороны от него, стул с кожаной седушкой караулит внушительную стойку регистрации. На ней – журнал, заполненный паукообразными каракулями, и чернильница – видимо, отсюда прошлый век выветрился еще не до конца. Помпезные буковки из рельефного пластика на доске возле лифта презентуют насельников сего места: докторов психиатрии, сетевых маркетологов и моих издателей, засевших в офисе 6–120. Тишина тут стоит такая, что впору проверять уши на наличие пробок. Лифт замер на верхнем этаже.

– Здесь кто-нибудь есть? – кричу я.

– Мы тут есть, – хихикает Марк.

Я жму кнопку вызова лифта. Индикатор отсчитывает этажи так медленно, что, кажется, им никогда не будет конца. Серые двери разъезжаются в стороны, демонстрируя нам два отражения – понурое моё и довольное Марка. На боковых стенках лифта тоже есть зеркала. Пока кабина ползет вверх, я стараюсь не сводить глаз с двери, но все равно не могу не думать о наших лицах. Мы еще и наполовину не поднялись, когда движение слева привлекает мое внимание. Марк усмехается моему отражению, и я не могу не ответить тем же. Поворачиваюсь к ближайшей стене, и вижу, как зеркальный двойник за спиной расплылся в улыбке. Марка, похоже, это веселит, так как он скалится еще шире, вынуждая меня ответить. И сколько мы тут будем торчать, в этой клетке? После таких болезненно безмолвных ухмылок я, боюсь, выйдя в коридор, и слова не смогу сказать. Странно, чем дальше по зеркальному коридору, тем мы кажемся все веселее. Там не может быть других лиц, никто не прячется за нами, не проступает из-под нас, но в глазах рябит, когда я пытаюсь всмотреться, а двери меж тем расползаются. Слабый, едва различимый смешок, надо полагать, издает Марк, так как в коридоре на этаже пусто.

Марк смотрит по сторонам, пригибается, словно перед ним дорожка кегельбана, и резво спринтует вперед, забирая влево по проходу у двери 6–140. Номера по правую руку растут – как далеко вообще простирается это здание? Когда я только ступаю в низкий и узкий коридор, освещенный лишь редкими пыльными лампочками, Марк уже достигает его конца – и вот его уже нигде не видно. Поспевая за ним по этому тесному проходу, я чувствую себя неуклюжим и страдающим ожирением. Вынырнув из-за угла, он награждает меня очередной ухмылкой и подносит руки воронкой ко рту:

– Они здесь!

Сообщив это, он ныряет обратно – лишь тень скользит по стене.

Когда я добираюсь до угла, он стоит перед дверью – такой же белой, как и ее товарки. Никаких меток – только жестяные циферки и металлическая блямба почтового ящика. Учитывая, насколько Марк сегодня резв, я даже удивлен тем, что он не попробовал вломиться сразу, без спроса.

– Тук-тук, вам письмо! – громко говорю я и налегаю на ручку, но дверь оказывается запертой. – Кирк! – кричу я и стучусь изо всех сил. Звуки кажутся приглушенными из-за тусклого света ламп, слишком слабого, чтобы простираться далеко. Когда я стучу сильнее, цифры начинают дрожать, но это все. Могли мы с Марком ошибиться номером на доске внизу?