Это замечание давало Тому прекрасную возможность начать разговор, ради которого он приехал, и, усевшись за грубо сколоченный стол и отпив глоток эля, он начал:
– Воистину печально, что те веселые празднества так грустно закончились – Дебора мертва, а Дженна по безосновательному обвинению брошена в темницу.
Глаза Мауд сразу сделались твердыми, как камешки:
– Что значит «по безосновательному», мастер Том? Почему вы так говорите?
Уповая на то, что его проклятый недостаток не проявится в самый неподходящий момент и не помешает ему говорить, Том уклончиво ответил.
– Потому что я не верю, что это Дженна вызвала пожар. Я считаю, что это дело рук другого человека, за преступление которого теперь должна ответить Дженна.
– Но она – ведьма, по ее собственному признанию!
– Потому что она использовала любовный напиток? Да если бы всех женщин, которые тайком прибегали к этому средству, арестовали, то половина графства Суссекс оказалась бы в тюрьме!
– Хорошо, что ваш батюшка этого не слышит, – поджала губы Мауд.
– Мой отец обязан исполнять свой долг. А я – поэт, и вижу мир по-другому.
Мауд не ответила, и в течение некоторого времени тишину нарушал только доносящийся с улицы лай собак. Наконец хозяйка сказала.
– Может быть, это и неосмотрительно с моей стороны, но я вам кое-что расскажу. Когда-то у меня был сын. Он был рожден вне брака, поэтому я выдавала его за племянника.
– Он что, умер?
– Да, умер, потому что его сглазили. Его убила Алиса Кэсслоу. Разумеется, я ничего не могла доказать. К тому времени, когда я уверилась в ее вине, она уже была в Хоршемской тюрьме и вскоре умерла, так что я так и не успела подать жалобу.
– Значит, вы не любите Кэсслоу, – неосторожно заключил Том. – Расскажите, как она его сглазила?
– Когда он заболел, я позвала Алису на помощь. И хотя она дала ему напиток из горячего молока с травами, а потом три раза повторила какой-то заговор, держа его за ручку, он умер в ту же ночь, господин Том.
– Понятно, – ответил Том.
Уяснив, в чем дело, он встал и, перегнувшись через стол, так что их глаза оказались на одном уровне, спросил.
– А вы уверены, что ваше застарелое предубеждение против Алисы Кэсслоу не повлияло на отношение к ее племяннице?
– Нет! – решительно возразила старуха. – Я своими глазами видела Бенджамина Миста с Деборой в ту самую ночь, когда Дженна рожала. Племянница ведьмы убила Дебору Мейнард, чтобы отомстить.
– Вы видели, как они прелюбодействовали?
– Нет. – Голос кумушки вдруг зазвучал менее уверенно. – Они вместе ехали по большому тракту.
– Понимаю, – еще раз повторил Том и ласково обнял собеседницу за плечи. – Я очень сожалею о смерти вашего сына, но те печальные события не должны повлиять на ваши показания. Как мне кажется, все обвинения против Дженны основаны на слухах и сплетнях, которые распространяют ее недоброжелатели.
Мамаша Мауд недовольно скривилась.
– Уходите отсюда, – вдруг закричала она, чуть не плача. – Уходите из моего дома. Вы не должны так со мной разговаривать, господин Том. Пусть в прошлом вы могли заморочить мне голову разными красивыми словами, но теперь я вас раскусила.
Не вдаваясь в дальнейшие объяснения, она схватила метлу и, угрожая ею, едва ли не силой вытолкала опешившего Тома Мэя за дверь.
Глава тридцать первая
Взошло окрашенное в кроваво-красный цвет солнце. Чисто-красное, без малейшего оттенка розового или желтого, способного смягчить небосклон, ярко-рубиновое, без примеси янтаря, без золотого сияния, без намека на ласку и доброту. Вместо этого на мир с отвращением уставилось яростное кровавое око, готовое беспощадно опалить, уязвить, уничтожить всякого, кто дерзнет попасть под его неистовый недоброжелательный взгляд.
«Разве может что-нибудь хорошее, – тоскливо подумал Бенджамин, – случиться в день, начавшийся с такого дурного предзнаменования?»
Он следовал за повозкой, в которой увозили Дженну – руки спрятаны за спиной и закованы в кандалы, длинные черные волосы закрыли лицо. Ее везли в Хоршемскую тюрьму. Вначале Бенджамин шел рядом с телегой, всего в одном-двух ярдах от своей жены, сидевшей молча, сгорбившись и безучастно наклонив голову. На ее платье постепенно расплывались два мокрых пятна – тяжелые груди вес еще были полны молока. Но через какое-то время констебль, сидевший в повозке рядом с узницей – лошадьми правил его помощник, – начал недовольно покрикивать на плотника.
– Мист, убирайся отсюда. Ты не должен идти рядом с нами. Отправляйся домой, или я арестую и тебя тоже! – но, взглянув на измученное, возмущенное, покрытое дорожной грязью лицо Бенджамина, закончил уже более миролюбиво: – Подумай сам, парень. Что хорошего, если вы оба окажетесь за решеткой. Только вам обоим будет хуже.