Уснут не все

Он едва не ударил меня, но замешкался, когда мелькнувшая искра здравого смысла вернула самообладание в его неуклюжее тело, и опустил руку на деревянную сушилку возле радиатора. Деревянные распорки треснули и раскололись, безмолвно поглощенные висящими на ней полотенцами. Сушилка рухнула бесформенной кучей.

– Ты ничего не знаешь! – воскликнул он, размахивая над головой длинными тонкими руками и брызжа слюной. – Ты все понял неправильно! Ты упустил свой шанс! – Прокричав это, он захлопнул дверь с такой силой, что я отлетел в коридор.

* * *

С момента появления Юэна в моей квартире я начал плохо спать. Гложущая тревога мешала заснуть и в конечном счете приводила меня в состояние полного бодрствования либо беспокойного полусна, в котором было невозможно обрести физический комфорт. Оглядываясь назад, я понял, что после его зловонного вторжения в мою жизнь полностью утратил способность расслабляться. Но мой сон ночью после нашего скандала и разрушения Юэном сушилки был не только прерывистым, но и усугубленным кошмарами, которые утром я помнил лишь фрагментарно.

Стараясь думать рационально, я списал эти кошмары на обострение моих чувств виктимизации и бессилия, вызванного потерей контроля, от которой я страдал в пределах собственной среды. Но переживание этих тревожных снов лишь усиливало мое возмущение в отношении Юэна. Физическое загрязнение моего дома и сводящая с ума, аутистическая воля были лишь первым уровнем моих мучений. В то время мне казалось, что он забрался в мою жизнь гораздо глубже. И мало того, что он был сейчас единственной темой наших с Джули разговоров. Или единственной мыслью, постоянно отвлекающей меня от работы в студии. Нет, его вторжение было гораздо более серьезным. Я чувствовал, что Юэн желает быть со мной все время. Даже во сне.

Местом действия кошмара была моя квартира, хотя пейзаж был более широким – достаточно места, чтобы я жил там вечно, и в сильно измененном виде. Я был маленьким, скелетообразным, безволосым существом без гениталий. Между ног у меня была проведена какая-то грубая операция, и рана была зашита бурой бечевкой, которую я хранил под кухонной раковиной. Я спотыкался и постоянно падал, изнеможенный долгим походом по коридору, который во сне был гораздо длиннее. Мое тело было изранено устилающими пол ногтями с пальцев ног. Его желтыми ногтями. Я постоянно испытывал дискомфорт от быстро загнаивающихся порезов на коленях, ступнях и ладонях. Снова и снова падал на этот странный пляж из обрезков ногтей.

Передо мной шагало голое существо, светящееся, как бледный червь в серой глине. Мне было плохо его видно из-за жгучей пурги из перхоти и струпьев, постоянно дующей на нас оттуда, куда мы шли. Из гостиной. В ушах, во рту и в носу у меня образовывалось маслянистое вещество, которое приходилось то и дело извлекать. Сочащийся сверху грязный свет частично освещал в этой буре тлена его тело. С тонкими конечностями, большими ступнями и пузатый, он продвигался вперед и махал рукой в воздухе, читая вслух с пачки потрепанных, вырванных из блокнота листов. Нараспев произнося слова, смысла которых я не понимал, он шел ускоренным шагом, в то время как я бежал за ним на поводке, задыхаясь от смрада.

В квартире тоже было нестерпимо жарко, что лишь усиливало вездесущую вонь. Но Юэн был равнодушен к моему удушью и всхлипам. Мы должны были незамедлительно достичь далекого белесого света, мерцающего сквозь бурю. И в квартире с нами было кое-что еще, чего я никогда не видел. Никогда не смотрел на это, потому что слишком боялся. Скорчившись позади голого, поющего гиганта, чей венец черных волос прилип к черепу и шее, словно его макнули головой в бассейн с жиром, я чувствовал себя безопаснее. Мне приходилось держаться рядом с Юэном и оставаться скрытым от существа, которое ждало впереди, в ослепляющем статическом шуме гостиной. Я инстинктивно знал, что оно старо, полно веселья и с нетерпением ждало встречи со мной.

Во сне Юэн, голый бородатый пророк с брюшком, вскоре стал размахивать своим старым ботинком, словно епископ кадилом. Ботинок был наполнен экскрементами. И шествуя по моей квартире, Юэн пальцем рисовал на стенах фигурки. Детские фигурки. Но хуже всего были те скрюченные существа в похожих на палки деревьях. И я тащился позади него, держа над головой мою лучшую салатницу, сосуд, набитый дерьмом, чтобы он мог вновь наполнять свой потрепанный башмак. Так мы продвигались по коридору с рисующим граффити Юэном вплоть до того места, которого я вскоре буду неистово бояться. Мерцающая комната, где обитал некто третий. Или нечто, окруженное беловато-голубым потрескивающим свечением. Нечто на потолке, чему поклонялся Юэн.