Уснут не все

Когда старик увидел драгуна, возникшего из ночного воздуха, тот, наверное, показался ему неким ангелом-мстителем с песочными часами и косой в руках. Он даже не успел схватить мушкет, лежавший на одеяле.

Возле костра солдат заметил мула, кирку, лопату и несколько чашек. Пахло кофе, в сковороде тушилась фасоль. Это был золотоискатель, направлявшийся на варварский берег Сан-Франциско. Еще один глупец.

С тех пор, как в Нью-Йорке появились новости о золотоносном Западе, солдат постоянно встречал на своем пути – в Айове, Небраске, Вайоминге – этих отчаянных мечтателей. Люди страдали от своей жадности больше, чем от чего-либо еще. Невзирая на снег, грабителей, индейцев, голод и болезни, от которых закатывались глаза, на все адские лишения, они продолжали страдать и заставляли страдать других ради одного лишь слуха о золоте.

– Спокойно, – сказал он старику, который так и сидел на заднице, выпучив глаза и разинув рот перед своей сковородой. А его мычащий пестрый мул, казалось, передавал безумный ужас своему владельцу. Правда, старик все еще мог бы схватиться за мушкет или за длинный охотничий нож, торчащий из песка, и закончить жизнь с пулей в груди.

Возвышаясь в своем драгунском седле, солдат сунул пистолет в кобуру. Его сорокачетырехдюймовая сабля сверкнула в красном свете костра, прежде чем изящно исчезнуть в ножнах.

– Ты не тот, кто мне нужен.

Он спешился.

– Что ж, очень рад слышать это, сэр, – сказал старик. – Ну и страху же я натерпелся.

– Не прочь поделиться костерком?

Следуя инстинкту самосохранения и от облегчения, что он проживет чуть дольше и, возможно, даже успеет увидеть то золото возле Сан-Франциско, старик ответил:

– Конечно. Могу еще поделиться тушеной фасолью и лепешкой.

Старик ни в чем не отказал бы ему, и солдат это знал. Были времена, когда ему стало бы стыдно за то, что он напугал ночью старика, но те времена он уже едва помнил.

– Я предпочел бы кофе. Еще пара слов, а потом я уеду.

Старик кивнул. Борода у него была выпачкана в табачном соке; лицо морщинистое, как сухофрукты в лавке, а кожа буроя, как патока. От него пахло мулом, застарелым потом, медвежьим жиром, трубочным табаком и дерьмом.

Солдат покормил свою лошадь, разговаривая с ней тихим голосом и трогая за уши. Та прижалась к нему головой, словно послушная дочь. Затем он поправил на шее накидку из темно-синей шерсти и присел на корточки напротив золотоискателя.

Огонь горящего между ними костра потрескивал, отвлекая от царящей вокруг бескрайней темноты.

– Куда направляешься, дружище? – спросил старик, дрожащими руками наливая гостю в жестяную банку черный, как нефть, кофе из гревшегося на углях кувшина.

Солдат не ответил и не отвел взгляда своих бледно-голубых глаз от красной золы костра.

– У тебя фасоль подгорает. Не стесняйся, ешь, – наконец сказал он.

Старик подчинился. Черпая длинной ложкой прямо с шипящей сковородки, он принялся засовывать фасоль в темную дыру в грязной бороде. Все это время он боялся оторвать свои большие, с прожилками, глаза от солдата, который, сняв кожаные перчатки, обеими руками держал металлическую кружку.

Какое-то время они сидели молча, пока солдат не отвел взгляд от костра и не посмотрел на скудную провизию старика. Несколько мешков, перевязанных веревкой, две большие фляги, вероятно, опустевшие уже в первый же день после спуска с гор. Он видел других, со стертыми ногами и полуобезумевших от жажды, но несущих вдвое больше запасов.

– Тебе предстоит проехать еще пятьсот миль по пустыне. Думаешь, ты справишься?

Старик отложил сковородку в сторону. Достал из кармана рубахи трубку, такую же темную и маслянистую, как и те комки, которыми он принялся набивать ее глиняную чашечку толстыми, как кукурузные початки, пальцами, с ногтями такими грязными, будто только что чистил ваксой башмаки.

– Собираюсь пополнить запасы у Праведников.

Лицо солдата напряглось. Он прищурился, взгляд у него посуровел настолько, что старик отвел в сторону глаза.

– Не называй их так. Праведниками. Они таковыми не являются.

Старик кивнул.

– Слышал, эти сукины сыны со своим Бригамом Янгом трясут всех, кто проезжает через эти места, – сказал он, снова настороженно, но намеренно заговорщицки. – Только больше негде получить пищу. И припасы. В такой-то глуши.

Солдат молчал. Потом он вспомнил про чашку у себя в руке, отхлебнул и поморщился.

– Встречал кого-нибудь из них сегодня?

Старик опустил глаза.

– Не совсем уверен.

– Либо ты встречал их, либо нет. Так как же?

– Успокойся, дружище. Я всякое видел. Не лезу в чужие дела. Ни с кем не ссорюсь. Со святыми мормонами тоже. – Он посмотрел на эмблему на кружке солдата и сглотнул. – Вы – один из ополченцев Грея, из Миссури? Если это так, то я не мормон. Господом клянусь, сэр. Просто хотел купить у них кое-какую провизию, чтобы добраться до океана. Я…

– Я не ополченец.

Золотоискатель снова расслабился и принялся посасывать свою незажженную трубку.

– Мормоны живут возле стоячей воды. У горы Тимпаногос. Слышал, они там с 47-го года. Новое поселение. Называют его «Царство Божье». Сион Праведников. Если вы имеете на них зуб, то ищите их там.