Уснут не все

– Казнозарядная винтовка 1843 года сделает на расстоянии часть работы. Так я начну отстрел. Затем подойду ближе, прежде чем они что-то поймут и начнут прятаться, как индейцы, поджидая меня. Для ближнего боя у меня есть еще гладкоствольный пистолет. Стреляет шариками, 230-й дробью. На расстоянии пятидесяти ярдов они образуют скопления двенадцать дюймов в диаметре. Очень поможет, если окажется вблизи их голов. – Он кивнул на саблю. – Время «Рукоруба» выскользнуть из ножен придет, когда мы будем с ними с глазу на глаз. Светлокожему Нефийцу необходимо снести голову с плеч, что «Старый Рукоруб» и сделал уже с большинством из них.

Старик был впечатлен и напуган. Его темный рот раскрылся, как у слабоумного.

– Вот дерьмо, – выпалил он. – Вы разделаетесь с ними со всеми, да?

– Со всеми до единого.

Старик сглотнул, глаза у него вновь расширились.

– А что насчет вашей сестры?

Солдат уставился на черное небо.

– Она больше не моя сестра. Она не такая, как ты и я. Нет. Всему свое время.

Он ущипнул себя за переносицу, и старик отвернулся, чтобы дать ему вытереть слезы.

– Черт побери, – сказал драгун, качая головой. – Вот так это распространяется. Люди хотели держаться за свое, притом что были укушены Легием. Затем их покусали еще и их близкие. И довольно скоро весь город отправился сюда. Все они были укушены. Обращены. Теперь все они – Светлокожие Нефийцы.

* * *

И когда солдат уезжал от старика прочь, оставив ему в подарок три сотни североамериканских долларов, медаль за участие в кампании и свою историю, он вспомнил тот день, когда оставил свою сестру. С бледным лицом и дрожащей нижней губой она смотрела, как уезжает последний любимый ею человек. Он помнил каждую секунду их расставания. Не только потому, что это был последний раз, когда он видел ее. Он помнил каждую секунду, потому что чувствовал, что неправильно было оставлять ее одну на грязной дядюшкиной ферме. Их отца забрала чахотка, а мать убила оспа. И теперь они с сестрой остались друг у друга одни на всем белом свете. Двое сирот с угрюмой теткой, которая знала много цитат из Библии и делала мало добра, и с дядей, который считал, что детей нужно сечь плеткой, как мулов. И он оставил с ними маленькую Мерси Лайл, поскольку та была слишком мала, чтобы могла убежать сама, как сделал он, вступив в армию и отправившись на техасскую войну. Оставил ее плачущей на крыльце. И лишь когда ферма скрылась из вида, он позволил себе почувствовать ту холодную, невыносимую боль, которую оставил в маленьком детском сердце. И она взорвалась внутри него, как разряд картечи, сохранившись там навсегда, словно шрамы от старых ран.

Но он оставался в живых при каждом штурме мексиканских позиций, уворачивался от всех ядер генерала Мариано Аристы, выпущенных из огромных медных пушек и летящих на драгунов, словно кулаки гигантов, молотя по земле вокруг их лошадей. Он сумел уцелеть в той войне, потому что память об оставленном на крыльце ребенке продолжала разъедать его чувством вины такой силы, что с ним не могло сравниться даже раскаяние за то, что его сабля сделала с непокрытыми головами разбитой мексиканской пехоты.

Когда он вернулся с войны на участок своего дяди в Иллинойсе, от Мерси не осталось ни следа. Ни ее безделушек, ни одного из трех ее серых платьев, которые она носила, ни куклы, которую их отец сделал для нее. Ничего не осталось от нее в голой комнате ветхого дома, стоявшего на холмике посреди нескольких жалких акров сухой земли. И на десять миль вокруг таким же был каждый фермерский дом. Везде поселилось уныние и запустение, из-за того что вся жизнь этого маленького поселения стала частью пропавшего колена Израилева, ведомого Пророком Легием.

Некоторые иноверцы, жившие за старым руслом реки, рассказали ему об исходе горожан, которому зимой предшествовала какая-то чума, от которой многие чудесным образом оправились, только стали другими. Изможденные болезнью, но почему-то отличавшиеся от других исцелившихся более ясным взглядом и противоестественной бодростью.

Всего за четыре месяца до его возвращения с войны Нефийцы организовались и отправились длинным обозом в Землю обетованную, будто Судный день был совсем рядом. Поскольку пастве Легия нужно было оказаться у Великого Мертвого моря, чтобы избежать преследования еретиками, иноверцами и прочими нечестивцами, число которых разрослось за счет всех, кто не являлся преданным и раболепным последователем пророка Легия.

И солдат выведал от первых попавшихся ему Светлокожих Нефийцев, наступив тем на горло, пока они пытались укусить его своими высохшими ртами, что его сестра была выдана замуж за его дядю вскоре после того, как он уехал на войну. Затем ее вместе с тетей забрали у дяди и выдали замуж за Легия, после соглашения пророка с ангелом Моронием на холме Кумора.