Уснут не все

Две кобылы, которые тянули за собой черный экипаж, представляли собой скелеты, обтянутые пыльной шкурой. Кожа на ребрах была настолько тонкой и засиженной мухами, что казалось, будто животные мертвы уже несколько месяцев. С незрячих глаз, превратившихся в молочного цвета шары, гроздьями свисали белые клещи. Пахло от них свежеразрытыми могилами на извечно черных полях Аида. Раздутые животы покрывали следы зубов, укусов, через которые правоверные обескровили их, превратив в жалкие остовы.

Солдат обезглавил их одним ударом сабли, и они тут же рухнули на землю, со стуком старых костей. Этот черный экипаж больше не будет колесить по Божьей земле.

В самой повозке мало что осталось. Несколько плюсневых костей. Три Библии, грязными зубами изжеванные до переплетов. Детский чепчик, втоптанный в пыль. И две длинные берцовые кости. Солдат не был уверен, принадлежали они человеку или волу, но они были тщательно обглоданы и стали тонкими, как флейты.

Драгун обратил взор к небу. Из темно-синего оно стало голубым с вкраплениями розовых полос. На западном горизонте проглядывал огромный желток жаркого солнца, словно костер сквозь щель в пологе палатки. Когда солнце раскалит эту пустыню добела, Нефийцы попрячутся по домам. Но биться с ними было лучше на открытом пространстве, поэтому солдату предстояла пешая погоня за Пророком до Земли обетованной.

Он вернулся к своей лошади, тихо и печально лежавшей в пыли. Та принялась лизать ему руки, глядя на него с такой любовью, с какой на него не смотрело ни одно живое существо, кроме его сестры, за всю его жизнь, столь жалкую и суровую жизнь, что он часто жалел, что родился. Он влил лошади в рот тонкой струйкой воду, поцеловал ее в теплый лоб, а затем застрелил из пистолета.

Солдат вытер глаза и повесил седельные сумки себе на плечи. Бутылки с керосином, завернутые в промасленную ткань, постукивали друг о друга. Остальная часть его припасов тоже находилась в сумках. Он взял две фляги и привязал их к поясу. Накинул на сумки свою драгунскую накидку. И направился в сторону Сиона.

* * *

Они держали рабов, захваченных во время пути через три штата, и с их помощью возвели на берегах Великого моря унылые деревянные здания Сиона Пророка Легия. Когда работа была закончена, Нефийцы съели их заживо прямо на месте, изможденных и закованных в цепи. Стоя среди десятков грязных скелетов, солдат пошевелил носком ботинка несколько серых голов. Эти рабы не были избранными и не были обращены. Он вышел из черного сарая на главную улицу.

Кроме сарая, где они держали черный экипаж и трех адских кобыл, там были еще три покосившиеся деревянные хижины, смотревшие окнами на мерцающий белый песок, протянувшийся до самых ущелий, которые он миновал этим утром. В конце ряда деревянных зданий стояла дюжина палаток, чьи полотняные бока трепетали на ветру.

Поселение казалось пустующим. Брошенным. Проклятым.

Солдат добрался сюда довольно быстро и был уверен, что догнал длинноногого Пророка. Нефийцы быстро уставали. И всегда были голодными. Казалось, эти «избранные» нашли свое спасение в простом ковырянии в пыли и поедании любых живых существ, в жилах которых текла кровь. Однажды он нашел одного, залезшего по пояс в освежеванную тушу медведя и всецело поглощенного трапезой.

Он предположил, что население Сиона отдыхает в этих покосившихся зданиях и обвисших палатках в ожидании, когда Пророк вернется с чем-нибудь теплым и визжащим в повозке черного экипажа. Солдат улыбнулся. Положил свои сумки на землю возле здания рядом с сараем.

– Я буду отомщен семикратно. О да.

Он побрызгал керосином вокруг деревянного фундамента здания и посыпал жидкость оружейным порохом. Ни звука не донеслось изнутри, ни шепота. Точно таким же способом он выжег нефийскую заразу из трех ферм, занятых ими в Вайоминге. Нефийцы не любили огонь. Должно быть, он напоминал им о доме.

Солдат закурил и бросил спичку в керосин, который вспыхнул дорожкой черного дыма. Огонь на солнечном свету был невидим. Древесина, которую Нефийцы использовали в строительстве зданий, в основном взятая из кузовов повозок, была настолько сухая и изъеденная червями, что огонь тут же накинулся на нее с бешеным аппетитом.

Возле входа, прикрытого грязной муслиновой тряпкой, солдат положил свою винтовку, вытащил саблю и стал ждать.

Но долго ждать не пришлось. В глубине здания, где-то в темноте, где было их лежбище, он услышал шорох тонких конечностей. Затем раздался топот костлявых ног и щелканье зубов. Эти звуки становились все ближе, их источники перемещались по дому из гнилого дерева, еще не согретые ярким солнечным светом, но разбуженные густым дымом.