Внезапно миссис Ван ден Берг поднялась на ноги. И выбежала из гостиной на длинных коричневатых костях, которые служили ей ногами.
Я увидел ее краем глаза, невероятно высокую и тощую, с маленьким высохшим черепом, ухмыляющимся над узкими плечами. Я повернулся, тут же вырвавшись из болезненного ступора. И увидел, как она убегает, кривоногая, с тонкими, как куриная кость, руками, вскинутыми к потолку. Кисти у нее почему-то напоминали мужские, а верхние части запястий были тонкими, как духовые инструменты. Длинные ноги шлепали по коридору к входной двери.
– Нет! – воскликнул я. Или прошептал. Возможно, это просто была мысль, которая так и не выбралась из моей головы. Но я на нетвердых ногах двинулся в коридор, где янтарные светильники были заключены в настолько грязные плафоны, что у меня возникло впечатление, что я застрял в старой фотографии. Но все же я мог различить фигуру миссис Ван ден Берг, царапающую дверную щеколду; из ее пестрой головы вырывалось причитание. Шум трансформировался в рычание, после чего сорвался на вой.
– Флорина! Флорина! Боже милостивый, выпусти их!
Я направился к ней, но едва подошел к потертому коврику в прихожей, как миссис Ван ден Берг открыла дверь и выскользнула. Наружу. Внезапно. Под яркие лампы, совершенно голая. Она бросилась через площадку на своих тощих конечностях с такой скоростью, что мне захотелось забиться в какой-нибудь темный угол и не шевелиться. А когда она подскочила к лестнице, прежде чем начать свой неуверенный спуск, мое внимание привлекло нечто куда более ужасное. Из выступающих лопаток свисало два плоских бурых отростка. Похожих на крылья, только безволосых и сморщенных, как сушеная рыба.
Что я мог сделать, кроме как последовать за ней? Я слышал, как подо мной миссис Ван ден Берг кричит, перебегая с этажа на этаж:
– Флорина! Я слышу их! Флорина! Флорина!
Хотя невозможно было понять, кричит это она от радости или от горя.
Я перепрыгивал по три ступени зараз. Галстук хлопал по лицу. Хватаясь за латунные перила, я следовал за производимыми ею звуками.
Где-то внизу быстро открылась дверь. Затем еще одна и еще.
Другие жильцы, похоже, были потревожены. Что они думали, когда подходили в ночном белье к своим дверям и видели изможденную фигуру миссис Ван ден Берг, проносящуюся мимо и зовущую какую-то Флорину? Не будь она такой жуткой, я, возможно, добавил бы к этому шуму собственный истерический смех. Весь эпизод был не только абсурдным, но и шокирующим. И мой здравый смысл отчаянно пытался заявить о себе, говоря мне, что этого не может быть. Этой женщине было более ста лет, двадцать из которых, как утверждалось, она не ходила. Но тогда, возможно, причина заключалась в Хельме. Она наверняка знала, что это случится. Намеренно оставила свою подопечную непривязанной к креслу и подставила меня. И теперь моей задачей было поймать немощную, полуспятившую жительницу. О, как они все будут смеяться. Миссис Гольдштейн, те немые сестры Хуссейн, маленький Мануэль и полуулыбающаяся Олив. На меня донесут. И меня уволят.
Ну и пусть. Мне недостаточно платят за это. За все это. И в мои обязанности не входит входить в 17, 15 или 14-ю квартиру. Я не должен входить в какие-либо апартаменты без сопровождения владельцев. Но теперь двери в эти квартиры были раскрыты. Настежь.
Я видел открытые двери, как только сходил с лестницы на соответствующих этажах. Так почему же они были открыты, будто жильцы только что вышли в общие помещения? Неужели меня дезинформировали? Неужели информация в регистрационной книге устарела? Затем я вспомнил об отчаянных ветрах и стуках, доносившихся из тех темных и пустых пространств, и на несколько секунд задумался, вдруг это мой последний шанс сбежать из здания и никогда не возвращаться.
Я звал миссис Ван ден Берг, мой голос исчезал во тьме каждой квартиры, которую я миновал. Но никто не отзывался.
12-я квартира на пятом этаже, где я остановился, тоже значилась нежилой собственностью и должна была быть опечатана. Другие квартиры с открытыми дверьми были неосвещены и источали запах пустоты, но не 12-я квартира. Эта была другой.
Я завис на пороге, до крови закусив нижнюю губу, грудь у меня вздымалась и опускалась слишком быстро. Я услышал