- Так вы, люди выборные, сказываете мне от имени веча аль от себя? Сказываете, новгородцы не намерены встать на защиту русских княжеств? — Дмитрий прищурил глаза, голос сделался насмешливым: — Уж не Литве ли вы, люди выборные, служите? А может, немцам-рыцарям?
Тысяцкий завертел головой:
- Надо тебе, князь Дмитрий, помнить: Новгород, коли надобно, за себя постоит. Стены наши осаду выдержат, и Литва и немцы нам не нужны. А за тобой, княже, вин предостаточно, новгородцы не забыли, как ты скотницу нашу пограбил.
- А ты, посадник Семён, и ты, тысяцкий Олекса, слышали ли вы голос веча?
- Князь Дмитрий Александрович, — прервал его посадник и гордо вскинул голову, — это говорим мы, люди выборные, от имени веча. Не след в колокол бить, к чему город смущать. Либо тебе наших слов мало?
- Боярин Семён, ты посадник новгородский, не по твоей ли просьбе я Копорье усмирял, недоимки истребовал?
Тут тысяцкий прервал князя:
- Мы то помним. А ещё не запамятовали, как ты казну нашу обобрал. А в скотницу всё ли воротил? У лопарей сколь пушнины взял?
- Долг Новгороду я вернул, а то, что взял, так по праву мне, великому князю, принадлежит. Что же с казны получил, так не могу же я дружину без ваших гривен снарядить.
Посадник укоризненно покачал головой:
- Сказ наш неизменный, князь Дмитрий. Мы тебя в Новгород ноне не звали, уходи прочь из города. Тебя в защиту брать не будем. А коли татары на нас двинутся, за стенами отсидимся, нам не впервой. Однако ты, князь, из Копорья своих гридней забери, там нашим ратникам место. А ещё сказываем мы тебе от всего Великого Новгорода: не князь ты нам, тем паче не великий. Ты уж коли владеешь Переяславль-Залесским уделом, так и сиди там…
Не раз задумывался Дмитрий о бренности жизни, её суетности. Смерть подстерегает каждого — таков удел человека. Покинет жизнь и его, Дмитрия, умрёт и сын Иван. Кто станет княжить в Переяславле-Залесском?
Гонит великий князь от себя такие мысли, да они назойливы, следом тянутся. Кому же в руки перепадёт любимый Александром Невским Переяславль-Залесский?
И снова мысли великого князя о конце жизни, о том, где её край, когда начинается небытие…
Нет покоя Русской земле, от первых племён славянских в тревогах и бедах живут русичи. А может, от Рождества Христова? Вот и ныне навёл городецкий князь ордынцев на Русь, разоряют они городки и деревни, а князья всё делят земли — о каком покое речь вести?..
Иван — боль и горе князя Дмитрия. Болезненный сын у него. И хоть за третий десяток ему перевалило, да нет у него семьи.
«Доколе же?» — спрашивал Дмитрий и не получал ответа.
Нет, не время думать обо всём этом. Ему ли, великому князю, размышлять о бренности жизни, когда ордынцы разрушают землю! Ныне её поднимать надобно, обустраивать. После каждого ордынского набега в пустоши земля Российская…
Но так ли? Уйдут ордынцы в степи, и встанет Русь. Из лесов поволокут русичи брёвна, поставят стены и сторожевые башни, отстроятся. Так было прежде, так и сейчас, так будет и впредь…
«А так ли? — думает Дмитрий. — Наступит день иль год, скинет Русь ордынское иго, может, тогда не будет её разора. Станут растить хлеб, застучат молоты в кузницах, и люд от неволи спасён будет!..»
По утрам, едва солнце вставало и краем пробегало по Переяславлю-Залесскому, князю подавали коня, гридин придерживал стремя, и Дмитрий не торопясь выезжал за городские ворота.
Привстав в седле, он окидывал взглядом стройки: вон мужики брёвна тянут, избы и хоромы ставят, а на пригорке, где церковь, уже срубили купол и звонницу.
Пробежится Дмитрий глазами по стройке, вздохнёт: эвон, как люду груд но! Терпеливы русичи.
Когда после пожарища князь в Переяславль вернулся, сколько людских слёз перевидал!
Тогда он слушал народ и гневом наливался. Но вот вперёд подался белый как лунь искусный мастер Лука и поведал, что поутру набежали в Переяславль ордынцы и угнали нескольких мастеровых.
Дмитрий вскочил на коня, погнался за ордынцами. Успел на ходу крикнуть скакавшему рядом тиуну:
- Сума с тобой?
Тот кивнул, и великий князь дал коню повод.
Пленных настигли в пути. Их вели в цепях. Сотник, завидев русского князя, подъехал, что-то крикнул сердито. Но Дмитрий кинул ему суму, сказал хрипло:
- Освободи!
Сотник суму взял, ордынцам махнул, и те принялись снимать цепи…
Ещё раз, окинув стройку глазами, великий князь выбрался за город.
Вернувшись в Переяславль-Залесский, великий князь затаил зло на Новгород. Вознамерился было покарать новгородцев, даже велел воеводе Ростиславу ополчение скликать.
Со всего удельного княжества сходились мужики, вооружённые кто чем. Однако Дмитрий раздумал: не время свару затевать. Не поддержат великого князя ни Фёдор Ярославский, ни Константин Ростовский, а уж тем паче князь Андрей Городецкий, который ещё в Муроме отсиживается. Великий князь иногда задумывается: кто брата Андрея на усобицу подбивает? Не хотел верить, что сам Андрей злобствует, и всё чаще склонялся к тому, что боярин Сазон подстрекает его к неповиновению.