Когда Анастасия встречает Любомира, её сердце рвётся к нему, но она умеет скрывать свои чувства. Анастасия боится за гридина, как бы глаза Любомира не выдали его. Княгиня даже на исповеди не говорит о своей любви. Но там, в Орде, когда Сарайский епископ спросил, отчего она грустна, Анастасия едва не открылась ему…
Весной великий князь может отправиться в Орду. Неужели Любомир попадёт в число охранной дружины, какая уедет с ним? Княгиня молила Бога, чтобы этого не случилось. Если князь Андрей возьмёт с собой Любомира, то она, Анастасия, увидится с ним не раньше конца осени… А там снова зима и долгие ожидания.
Анастасия взошла на церковную паперть, когда служба уже началась, прошла вперёд и встала ближе к алтарю. Молилась, просила у Господа прощения, но грешные мысли не отпускали её. Она видела лицо Любомира, его добрую, ласковую улыбку, чувствовала прикосновение его рук, и ей было радостно. Анастасия думала, что Бог простит её, и ей хотелось плакать от счастья.
Однажды на охоте между Даниилом и боярином Стодолом произошёл разговор. В тот день они оказались в землях Рязанского княжества, вблизи Коломны.
Князь начал первым:
- Когда отец наделял меня Москвой, я малолеток был, ныне же Юрий и Иван скоро княжений потребуют, а мой удел рукавом накрыть можно.
- То так.
На лов выбрались, а копыта коня уже по чужой земле стучат.
Коломна у Москвы под боком.
- И я тако же мыслю.
- Не пора ли рязанцам указать на это?
Даниил будто не расслышал вопроса, однако погодя сказал:
- Я, боярин, о том думаю…
Крики и лай собак оборвали разговор. Князь хлестнул коня. Впереди затрещали ветки, из чащи выскочил лось. Остановился, тряхнул ветвистыми рогами. Даниил успел наладить стрелу, спустил. Она взвизгнула. Лось сделал скачок и рухнул на снег…
Возвращались поздно. Солнце уже коснулось земли, когда вдали завиднелся кремлёвский холм. Неожиданно князь Даниил, будто продолжая прерванный разговор, произнёс:
- Княжество Рязанское Ордой вконец разорено, Рязань едва стоит.
- Не бывает того года, чтобы ордынцы по её землям с набегом не пронеслись. Люд спасения ищет.
- Близится время, когда Коломну под защиту московского князя возьмём.
- Дай Бог.
- Коломна и Переяславль — две руки тела московского.
- Зело взъярится великий князь.
- Зависть гложет брата Андрея. Он на Дмитрия завсегда зубы точил.
- Великий князь алкает всё под себя подмять.
- Допрежь обманывали, ныне убедился — злобствования его родную кровь пересиливают.
Помолчали и снова заговорили:
- Не пойдёт ли великий князь на Москву? Чай, у него сил поболе. Да и хан на его стороне.
- Думал о том, боярин. Андрей ежели и пойдёт, то хан в наши распри не вмешается. Ему в радость наша грызня. А коль подступит великий князь к Москве, то мы объединимся с тверским князем. Сообща отобьёмся.
- Истину сказываешь, княже. Михайло Ярославич любви к Андрею Александровичу не питает, хотя и держат в жёнах родных сестёр.
Разговор перекинулся на Анастасию и Ксению.
- Княгиню Анастасию жалко. Сколь вижусь с ней, тоска её гложет, — заметил Даниил.
Стодол усмехнулся:
- Мне, княже, под седьмой десяток добирается, а коли б жёнку мне годков тридцати, её бы тоска не заедала.
- Немало лет прошло, как городецкий князь Андрей Александрович взял в жёны Анастасию, а Михайло Ярославич — Ксению. В Твери мир и согласие, голоса княжат слышатся, а у великого князя незадача…
- Красива Анастасия. О-хо-хо, мысли грешные.
- Не возжелай жены ближнего твоего — аль позабыл, боярин, заповедь?
- Как забыть, коли лукавый под ребро толкает.
Въехали в московский посад. Стража с башен издали углядела князя, подала сигнал, и кремлёвские ворота распахнулись, впустив всадников.
Первым, кого Даниил встретил, войдя в палаты, был Юрий. Невысокий, коренастый, с русой бородкой, княжич был похож на отца: такие же глубоко прячущиеся под нависшими бровями глаза, мясистый нос и одутловатые щёки.
- Сыне, — сказал ему Даниил, — весной отправлю тебя к хану Тохте, повезёшь ему дары московские. Настаёт такое время, когда Москва Владимиру противостоять должна, а без благосклонности хана нам не удержаться.
- Как велишь, отец. Хотя Москва княжество малое и богатством ноне обижена, однако в Орду есть с чем ехать.
- Трапезовали?
- Тебя, отец, дожидались.
- Тогда зови Ивана и вели стряпухе стол накрывать, я переоденусь да умоюсь с дороги. Эвон, морозом лик прихватило, и борода не спасение.
Даниил рассмеялся.
- Ты чему, отец? — удивился Юрий.
- Тому, сыне, что, по всему, кровь моя уже не греет, а я на мороз пеняю.
- Ты, отец, ещё в теле.
- В теле-то в теле, да куда годы денешь, а они сказываются.
С тем в опочивальню удалился, Гридин помог князю разоблачиться, подал рубаху, но Даниил молвил ему:
- Потом надену, сейчас прилягу, чуть передохну перед трапезой.
Сомкнул глаза и не заметил, как заснул. Юрий заглянул в опочивальню, увидел спящего отца, сказал гридину:
- Не буди, пусть спит, — видать, умаялся.