Усобники

Внимательно слушали бояре, и хоть ведомо им, о чем речь, однако ждали, что еще скажет Дмитрий.

Боярин Телепнев не выдержал:

Карать городецкого князя!

Затряс бородой.

Скликай ополчение, великий князь, — подхватил Василий Митрохин, — пойдем на Городец походом!

И зашумели:

Разорить! Разорить!

Дмитрий ждал, пока все выкричатся. А Михайло Еропкин ладонь к уху приложил, вдруг всполошенно взвизгнул:

Не сын он князя Невского, лишить удела! Отнять у него Городец!

Первосвятитель Максим посохом пристукнул, голос подал:

Непотребные речи ваши, бояре, что советуете! — Повернулся к Дмитрию: — Не давай гневу своему излиться, великий князь, я тебе говорю. И вы, бояре, не распаляйте себя. Коли великий князь начнет, быть Российской земле в смуте.

Бояре закивали согласно, а Дмитрий спросил:

Каков совет твой, первосвятитель?

В твердых руках власть держи, сыне. Братья вы, Невские, и вас Бог рассудит.

Бояре покидали палату с одним решением: городецкому князю войны не давать, до поры повременить.

* * *

Многие ветры пронеслись над Русью, многими водами обновились реки. Омыли дожди леса и землю Русскую, смыли кровавые следы ордынского набега, поднялась Русь.

Еще зимой, по первопутку, появился во Владимире ханский посол и велел доставить в Сарай лучших каменщиков. Великий князь назвал суздальских мастеровых. И вскоре погнали в Орду больше сотни русских умельцев.

С весны начали строить в Сарае ханский дворец. Делали его из точеного камня, и получался он великолепным, резным. А мастеровые из Бухары и Самарканда добавили в него легкости и украсили изразцами цвета лазури.

С рассвета и дотемна трудились мастеровые. Щелкали бичи надсмотрщиков, раздавались окрики, и падали замертво изможденные рабы, умирая на чужой земле.

Иногда на стройке появлялся Тохта, через узкие глаза-щелочки молчаливо смотрел, как снуют с раствором и камнем подсобники, стучат молоты мастеров и споро возводятся стены. Хан решил, дворец должен быть готов уже к следующему лету. Он думал, что жить в нем будет редко, ибо шатер из белого войлока, просторный и обдуваемый ветрами, — жилище, достойное потомка великих Чингиса и Батыя. Но этот дворец должен поражать величием тех, кто приезжает в столицу Золотой Орды. Гроза народов Чингисхан и его внук Батый покорили мир, а повелевать надо, не только нагоняя страх на королей и князей, но и подавляя их великолепием дворца и богатством, какими владеет хан. Чужеземцам надо испытывать страх и трепет перед повелителем монголов.

* * *

Завидев Тохту, звонче щелка, и бичами и злее становились надсмотрщики. Опрометью бегали на помостах подсобники, будто не было в их руках тяжелогруженых носилок.

С высоты строительных лесов молодой суздальский каменщик Савватий смотрел на хана и диву давался: почему этого кривоногого, тщедушного человечка боится вся Орда?

Савватий хорошо запомнил воскресный день, когда в Суздаль нагрянули ордынцы. Его выволокли из избы, приковали к одной цени с другими мастеровыми и погнали в Сарай.

Брел Савватий, к дороге приглядывался, решил для себя, что рано или поздно, но попытается бежать из неволи.

Ростом Савватий невелик, но коренаст, широкоплеч, крутолоб и силы недюжинной. Как-то засел в колее воз с камнями. Не тянут кони, рвут постромки. Мужики намерились разгружать телегу, но подошел Савватий, уперся плечом и вытолкнул воз.

Но то было в Суздале, а нынче захилел он. Пища в неволе пустая, похлебка жидкая и малый кусочек лепешки в день. В животе у Савватия урчание, а ночами снилась ему еда обильная. Чаще всего — будто ест он щи наваристые с хвостом говяжьим. От голода у Савватия мотыльки в глазах летали.

Однако последний месяц ордынцы стали кормить суздальцев получше, давать вареную конину и рыбу, какой в низовьях Волги ловилось множество. По всему видать, испугались, что вымрут каменщики и дворец ханский не достроят.

Из месяца в месяц мечтал Савватий о побеге. Но из поруба, куда бросали их на ночь, не убежишь, а на стройку гонят — караул за каждым.

Приглядел себе Савватий товарища, тоже суздальца. Начал подбивать его вместе бежать. Касьян — так звали парня — уходить из плена соглашался, но говорил, что пробираться надо не на Рязанщину, а на запад, где, по слухам, земля Тмутараканская. Касьян твердил, что татары не станут искать беглецов на той дороге, но Савватий не соглашался.

В Орде Савватий язык татарский осилил, по-татарски говорил не хуже, чем по-русски. Думал, авось пригодится.

Иногда суздальских каменщиков навещал епископ Исмаил. Исповедовал, рассказывал, кто из князей к хану на поклон приезжал, говорил, будто вскоре великий князь в Орду приедет.

Услышал о том Савватий и решил: коли выпадет удача увидеть великого князя, ударит он ему челом, умолит выкупить его либо помочь тайно добраться до Руси.

* * *

…И никто не ведал, когда начался день и когда наступила ночь, — говорил сказитель.

Тьма окутала город и реку. Уставшие мастера хлебали жидкую кашу и слушали сказителя, а тот говорил нараспев: