Читаем Усобники полностью

— В таком разе и судитесь с Даниилом Александровичем.

Сказал и вышел из шатра, а за ним последовал воевода Дрозд.

Князь Андрей Александрович повернулся к боярину Ереме:

— Вели дружине изготовиться в обратный путь. Поклонюсь хану Тохте, чтобы рассудил нас с Даниилом. Ежели так далее пойдет, не будет сладу с Москвой.

* * *

Веселым хмельным застольем прощались Даниил Александрович и Михаил Ярославич. Вместе с ближними боярами пировали на горе. Сошлись в хоромах покойного князя Переяславского Ивана Дмитриевича. А кому места в просторной трапезной не досталось, тем столы во дворе поставили, благо день погожий, теплый.

По стенам трапезной — полки резные с посудой драгоценной, охотничьи трофеи, добытые переяславскими князьями, лук, который, по преданиям, повесил князь Ярослав Ярославич.

Князья Даниил Александрович и Михаил Ярославич сидели за дубовым столом на помосте, а ниже Юрий с Иваном да сын князя Тверского Александр, похожий на отца, — крупный, русоволосый, годами, как и Юрий.

Князья и бояре пили за дружбу, славили Всевышнего, что не довел до кровопролития, и удивлялись, отчего хан, милости которого так щедро сыпались на великого князя, на сей раз не послал Орду на Русь.

— Мыслимо ли, — говорил Даниил Александрович, положив руку на плечо Михаилу Ярославичу, — брат на брата войной шел!

Тверской князь кивнул, а Даниил продолжал:

— Мы с тобой, Михайло, от одних корней, Ярославовых, не забудем этого.

Иван к Юрию подался, шепнул:

— Предадут, ох как предадут, ровно Иуда Христа.

Александр услышал, однако не возразил. Может, и прав меньший Даниилович? Сыну тверского князя Иван не приглянулся: ни ростом не вышел, ни обличьем.

Говорили, умом Бог не обидел, но как в том убедиться, коли Александр с Иваном редко виделись?

— И оное случается? — насмешливо спросил Юрий у брата.

— Свершится, брат, и мы станем тому свидетелями.

— Ужели?

— Вспомни Священное Писание: когда пропоют петухи.

Юрий повернул голову к Александру:

— Чай, слыхал, о чем Иван плел, — так это хмель в нем взыграл, а то и потехи ради.

И поднял кубок:

— Мыслю, Тверь с Москвой одной веревкой связаны, пока Владимир над ними стоит.

В самом торце стола теснились переяславские бояре со своим посадником Игнатом, они тот разговор слышали. Посадник переглянулся с товарищами. Те кивнули, будто ведая, о чем Игнат сказывать будет. Встал кряжистый, седобородый посадник, заговорил трубным голосом:

— Князь Даниил Александрович, отныне ты нам князь и вместо отца. Одним уделом мы повязаны, и где главный город — Москва ли, Переяславль, — не о том мое слово. Мы, бояре переяславские, в чести были у князя Ивана, верим, и ты нас не обидишь.

Среди переяславцев прошел гул одобрения, а князь Даниил подошел к ним, руку поднял:

— Зрите, бояре, пальцы, и каждый из них мне дорог. Так и вы мне.

— Верим, князь.

А посадник свое гнет:

— Ужели кто в том сомнение держал? Мы, князь, не о том речь ведем: дал бы ты нам на княжение своего сына Юрия.

Нахмурился Даниил Александрович:

— Я, бояре, думал о том и с сыновьями разговор имел. Два удела ныне в один тугой узел связаны, и не дробить его — такова моя воля. Вас же, бояре, заверяю: вы мне так же любы, как и московские.

* * *

Над притихшим, спящим Переяславлем подрагивали редкие крупные звезды. Поднялся Даниил Александрович по крутой лестнице на угловую стрельницу, осмотрелся. В серебристом свете луны смутно угадывался ближний лес. Там две деревни, одна за другой, но князю их не видно: все сливается в ночи. Темнеет освободившееся от снега поле. Днем на нем зеленеют латки озими. Совсем рядом с городом заросший кустами овраг.

Кутаясь в шубу, князь слушал, как перекликаются на стенах дозорные. Вот заухал сыч, заплакал обиженно. Воздух свежий, с весенним ночным морозцем. Дышалось легко, будто пил князь хмельное вино.

Вчера утром князь Даниил проводил тверичей, обнимались с Михаилом, в дружбе клялись. А на той неделе покинет Переяславль и он, Даниил, а здесь, в Переяславле, останется посадник Игнат. Пожалуй, лучше не сыскать: и разумом наделен, и характером тверд, справедлив. Боярин и люду переяславскому по сердцу.

В эти размышления неожиданно вмешался внутренний голос: понапрасну ты-де благодушествуешь. Аль запамятовал брата Андрея? Не даст он тебе покоя, наведет на Русь татар… Голос тихий, въедливый.

Вздрогнул Даниил. Правду, истинную правду услышал. Не оставит Андрей своих подлых замыслов, отправится с жалобой к Тохте, и ежели хан поверит ему, то вернется великий князь с татарами, как уже не единожды случалось, причинят разор Москве и Тверь достанут. Эвон, когда Андрей с Дмитрием тяжбу за великое княжество затеяли, кто помог владимирскому князю? Ордынцы. И за то Андрей с ними Русью расплачивался…

Спустился князь с башенки, направился в хоромы. Теперь его мысли перебросились на те дни, когда Андрей с Дмитрием враждовали. Андрей начал и его, Даниила, втянул. А чем у хана доверие заслужил? Наговорил: Дмитрий-де не на Орду, а на немцев и Литву смотрит.

Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история в романах

Карл Брюллов
Карл Брюллов

Карл Павлович Брюллов (1799–1852) родился 12 декабря по старому стилю в Санкт-Петербурге, в семье академика, резчика по дереву и гравёра французского происхождения Павла Ивановича Брюлло. С десяти лет Карл занимался живописью в Академии художеств в Петербурге, был учеником известного мастера исторического полотна Андрея Ивановича Иванова. Блестящий студент, Брюллов получил золотую медаль по классу исторической живописи. К 1820 году относится его первая известная работа «Нарцисс», удостоенная в разные годы нескольких серебряных и золотых медалей Академии художеств. А свое главное творение — картину «Последний день Помпеи» — Карл писал более шести лет. Картина была заказана художнику известнейшим меценатом того времени Анатолием Николаевичем Демидовым и впоследствии подарена им императору Николаю Павловичу.Член Миланской и Пармской академий, Академии Святого Луки в Риме, профессор Петербургской и Флорентийской академий художеств, почетный вольный сообщник Парижской академии искусств, Карл Павлович Брюллов вошел в анналы отечественной и мировой культуры как яркий представитель исторической и портретной живописи.

Галина Константиновна Леонтьева , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Проза / Историческая проза / Прочее / Документальное
Шекспир
Шекспир

Имя гениального английского драматурга и поэта Уильяма Шекспира (1564–1616) известно всему миру, а влияние его творчества на развитие европейской культуры вообще и драматургии в частности — несомненно. И все же спустя почти четыре столетия личность Шекспира остается загадкой и для обывателей, и для историков.В новом романе молодой писательницы Виктории Балашовой сделана смелая попытка показать жизнь не великого драматурга, но обычного человека со всеми его страстями, слабостями, увлечениями и, конечно, любовью. Именно она вдохновляла Шекспира на создание его лучших творений. Ведь большую часть своих прекрасных сонетов он посвятил двум самым близким людям — графу Саутгемптону и его супруге Елизавете Верной. А бессмертная трагедия «Гамлет» была написана на смерть единственного сына Шекспира, Хемнета, умершего в детстве.

Виктория Викторовна Балашова

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное

Похожие книги

Любовь гика
Любовь гика

Эксцентричная, остросюжетная, странная и завораживающая история семьи «цирковых уродов». Строго 18+!Итак, знакомьтесь: семья Биневски.Родители – Ал и Лили, решившие поставить на своем потомстве фармакологический эксперимент.Их дети:Артуро – гениальный манипулятор с тюленьими ластами вместо конечностей, которого обожают и чуть ли не обожествляют его многочисленные фанаты.Электра и Ифигения – потрясающе красивые сиамские близнецы, прекрасно играющие на фортепиано.Олимпия – карлица-альбиноска, влюбленная в старшего брата (Артуро).И наконец, единственный в семье ребенок, чья странность не проявилась внешне: красивый золотоволосый Фортунато. Мальчик, за ангельской внешностью которого скрывается могущественный паранормальный дар.И этот дар может либо принести Биневски богатство и славу, либо их уничтожить…

Кэтрин Данн

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее