Застоявшийся конь легко нес гридина лесами-перелесками. Ближе к Москве потянулись сосновые и березовые леса. Места ягодные, грибные. Глаза Олексы часто натыкались на целые семьи грибов. Мясистые, не тронутые червями, они красовались темными и красными шапками. Не баловал, по всему видно, эти края грибник. Деревни редкие, малолюдные, земля ордынскими конями избита. Не успеет смерд хозяйство поднять, так то орда налетит, то баскак заявится. И в поисках спасения уходил люд в глубь лесов.
О приближении деревни Олекса судил по редким хлебным полям. Они начинались у самых изб. Время осеннее, и поля щетинились жнивьем.
Приближалась зима. Пожухлая листва, налившиеся алым соком кисти рябины.
О близости зимы говорили прохладные утра, лишь к обеду грело солнце. Оно ходило низко в небе, и едва выберется из-за Москвы-реки, как тут же спешит укрыться где-то за дальними лесами.
В дороге Олекса думал о Дарье. Ежели прознала она о его болезни, наверно, мыслит, что и в живых Олексы нет. Да и как иначе, коли август на исходе, листопаду начало, а Олекса все не возвращается.
А может, позабыла его Дарья? И, подумав о том, гридин заторопил коня. Ему не терпелось поскорее оказаться в Москве…
Вырвавшись из московского плена, князь Константин Романович потребовал созвать съезд. Съехались удельные князья в Дмитрове, но, прежде чем съезд начать, уселись за общим столом, уставленным обильной едой, друг на друга поглядывают. Но вот поднялся старейший по годам смоленский князь Святослав Глебович, повел взглядом из-под седых бровей:
— Поднимем, братья, кубки с медом сладким, и пусть не будет меж нами распрей.
Не успели князья к кубкам приложиться, как возмущенный голос Константина Романовича остановил их:
— О каком согласии речь ведешь, князь Святослав Глебович, когда Даниил нож мне в спину всадил?!
Загудели разноголосо за столом, кто в поддержку, кто против. Однако кубки осушили и спор продолжили. Тверской князь за Москву голос подал:
— Малый удел у князя Даниила, а у него два сына в возрасте, им самим скоро наделы выделять.
— Так ты, Михайло Ярославич, считаешь, за счет Рязани? Коли ты такой добрый, от Твери оторви.
Молчавший до того великий князь Владимирский в спор вмешался:
— Ведь ты, Константин Романович, с Даниилом ряду подписывал!
Рязанец вскипятился:
— Брат твой, аки тать, за горло ухватил! Ко всему, ты, князь Андрей, его руку держал!
— Говори, князь Константин, да не завирайся, — огрызнулся Андрей Александрович. — Княжество твое эвон какое раздольное, и сам ты пауку уподобился — лапы разбросал.
— Я паук? Нет уж, великий князь, это вы с братом сети плетете!
— Доколе, братья, вы будете ножи точить друг против друга? — снова подал голос князь Смоленский. — Не пора ли нам один за всех, все за одного стоять, все полюбовно миром решать?
— Истину глаголешь! — враз поддержали его князья Ярославский и Ростовский.
— Того и я прошу, — раздался скорбный голос князя Даниила. — Пусть Коломна будет на нищету княжества моего.
— И то так, — согласился смоленский князь. — Поди, не оскудеешь, князь Константин.
— Ох, чую, князь Святослав, когда князь Московский тебя щипать примется, по-иному взвоешь! — выкрикнул с обидой рязанский князь. И махнул рукой: — Вы, князья порубежные, к Литве тянете. Оно все легче, чем татары, а сами к согласию взываете!
— Я к Литве? Побойся Бога, князь Константин! Подобру ли Черная Русь под Литвой? Аль мы ей заступ? Каждый о своем мыслит, а нас татары и литовцы ровно клещами жмут.
Ростовский князь поддержал смоленского:
— Воистину, Святослав Глебович, ежели бы мы против татар заедино стояли, может, и ханские чувяки не лизали.
Великий князь побагровел, но смолчал.
Сгустились сумерки, и холопы внесли свечи. Помолчав, князья снова принялись за разборки. Спорили до хрипоты, к еде не притрагивались. Наконец устали, и князь Андрей Александрович сказал резко:
— Поелику между Москвой и Рязанью ряда о Коломне, то пусть будет, как ею определено, но впредь подобного не допускать.
Великого князя поддержал тверской, а следом и другие подали голос одобрения, и только Константин Романович зло выкрикнул:
— Во имя такой справедливости съезд собрали?
И возмущенный князь покинул палату. Даниил вскочил, с шумом отодвинул лавку:
— Чую, наведет рязанец татар, коли отпустим его с миром…
Верстах в десяти от Дмитрова налетели на рязанских дружинников гридни московского князя, кого саблями посекли, кого копьями покололи, а тех, кто ускакать попытался, стрелы догнали. Самого же князя Константина с коня сбили, связали и в Москву увезли.
Кинули рязанского князя в поруб на долгие годы, и словно забыли о нем удельные князья.
Глава 9
Осенью на Плещеево озеро по утрам ложились холодные туманы. В их молочной гуще растворялась водная гладь.
Тихо. Иногда тишину нарушат голос и плеск весла. Из густого тумана выскользнет длинная рыбацкая ладья, направится к невидимому берегу.
Славится Плещеево озеро светлой жирной сельдью. Ею в обилии торгуют в Переяславле. Бочонки с сельдью развозят по всей русской земле.