Усопший Цезарь

Он потянулся к нагрудному карману, но я сунул туда руку раньше и вытащил кожаный бумажник с платиновой, а может, и оловянной монограммой. Он попытался выхватить его. Я оттолкнул его руку, велел ему подняться и сесть, а сам отошел на шаг изучить свой трофей.

– Ого! – присвистнул я. – Сколько тут денег! Тысячи две, а то и больше. Можешь не дергаться, я у мерзавцев не ворую. Но я не вижу… Ага, вот. Потайной карманчик. – Я развернул бумагу, пробежал ее глазами и передал Вульфу. – Остальное возвратить?

Он кивнул, читая расписку. Я протянул бумажник Бронсону, который уже поднялся на ноги. Он выглядел слегка растрепанным, но спокойно выдержал мой взгляд. Я вынужден был признать, что в Бронсоне что-то есть: обычно тому, кто только что сбил тебя с ног, в глаза не смотрят.

– Спрячь, Арчи, – сказал Вульф и протянул мне расписку. Я достал свой коричневый с золотым тиснением бумажник, который Вульф подарил мне на день рождения, и спрятал туда сложенную бумажку.

– Мистер Бронсон, – начал Вульф, – я намеревался задать вам и другие вопросы, в частности, о причине вашего похода на ферму Пратта сегодня утром, но это бесполезно. Я начинаю подозревать, что вы готовитесь совершить еще более тяжкую ошибку, чем та, которую сделали сейчас. Что касается расписки, которую у вас взял мистер Гудвин, то я гарантирую – через десять дней вы получите назад либо ее, либо ваши деньги. Не пытайтесь хитрить. Я уже достаточно зол на вас. Спокойной ночи.

– Я повторяю… Я же говорил…

– Я не желаю вас слушать. Вы глупец. Спокойной ночи.

Бронсон вышел.

Вульф глубоко вздохнул. Я налил стакан молока и принялся пить, когда заметил, что Вульф присматривается ко мне. Через минуту он пробормотал:

– Арчи, где ты взял молоко?

– В холодильнике.

– На кухне?

– Да. Там пять или шесть бутылок. Принести?

– Мог бы сделать это сразу и сэкономить время. – Он залез в карман, вытащил горсть пробок от пивных бутылок, пересчитал их, нахмурился и сказал:

– Принеси две.

Глава 14

На следующее утро, в десять часов, мы погрузились в осгудовский «седан» и поехали в Кроуфилд. За исключением Ниро Вульфа, все выглядели измотанными. О себе ничего сказать не могу, но Осгуд хмурился и огрызался. Бронсон надел франтовской костюм, который был на нем в понедельник. Челюсть у него распухла, он был угрюм и молчалив. Нэнси сидела за рулем бледная, с заплаканными глазами, и машину вела рывками. Ей уже пришлось съездить в Кроуфилд, на вокзал, за двумя приехавшими родственниками. Похороны были назначены на четверг, и большинство родных должны были приехать лишь завтра. Видимо, Вульф не спешил успокоить так восхитившую его девушку, поскольку не велел мне сообщать ей о том, что расписка брата находится у нас.

За время поездки никто не проронил ни слова, за исключением Осгуда и Нэнси, которые договаривались о встрече днем, после всех дел. Сначала мы высадили Осгуда на главной улице перед заведением с пальмовыми и папоротниковыми ветками в витрине и маленькой вывеской «Похоронные принадлежности». Затем Нэнси остановилась у гостиницы. Бронсон покинул нас в атмосфере гнетущего молчания и всеобщего недружелюбия, которые всегда осложняют жизнь мошенника.

– Теперь в гараж Томпсона? – тихо спросила у меня Нэнси и через три минуты высадила меня у гаража, а сама повезла Вульфа на ярмарку.

Счет составил шестьдесят шесть долларов двадцать центов, что было совсем немало, даже включая буксировку. Торговаться, конечно, не имело смысла, поэтому я тщательно осмотрел машину, заправил ее бензином и маслом, расплатился и отправился по делам.

Я должен был отыскать Лу Беннета, секретаря Гернсейской лиги. Я заехал в гостиницу, затем потерял двадцать минут, безуспешно пытаясь дозвониться ему, но все-таки выяснил, что он, вероятно, на ярмарке. Я отправился туда и, оставив машину на стоянке, устремился сквозь толпу, решив попробовать счастья в дирекции. Там я узнал, что сегодня какой-то особенный скотоводческий день, у Беннета по горло забот, и он должен находиться в павильонах племенного скота на другом конце территории. Я снова стал пробираться к своей цели сквозь толпы мужчин, женщин, детей, сквозь воздушные шары, дудки, пищалки, кукурузные хлопья и всеобщее помешательство.

Эту часть ярмарки я еще не видел. Здесь рядами стояли огромные павильоны, каждый длиной ярдов пятьдесят или больше. Людей здесь было немного. Я заглянул в первый павильон. Пахло коровами, что неудивительно, поскольку там было полно скота. Посередине павильона во всю длину шла пятифутовая перегородка, к которой с обеих сторон были привязаны быки, коровы и телята. Ни один из них не походил, однако, на породу, которая после знакомства с Гикори Цезарем Гринденом была мне ближе всего. Вдоль длинного прохода слонялись несколько посетителей, и я пробрался туда, где невысокий парнишка в комбинезоне расчесывал гребнем спутавшийся кончик коровьего хвоста. Я сказал ему, что ищу Лу Беннета из Гернсейской лиги.

– Гернсейской? – На его лице выразилось презрение. – Не знаю. Тут только джерсейцы.